Пригоршня жемчужин

Само слово "Черногория" - топонимический казус. С черным цветом эта солнечная страна никак не ассоциируется. Черногория - это зеленые леса, которые растут на склонах гор и по берегам изумрудного Адриатического моря, красные черепичные крыши, золотые пляжи, белые известняковые горы и снежные вершины. Мягкий средиземноморский климат, чистое море, целебная морская грязь, источники минеральной воды, активный отдых и туризм - в Черногории есть все для оздоровления души и тела. Экологическое государство Побережье Черногории признано самым экологически чистым районом Средиземноморья. Прозрачность морской воды в некоторых местах достигает 58 метров! Температура воды с июня по сентябрь не опускается ниже 22-25 градусов, а пляжей в стране более сотни: песчаных, галечных и каменистых. Древние города в живописных бухтах и фьордах были основаны иллирийскими пиратами и древними римлянами. Извилистые улочки, крепостные стены и башни, маленькие площади, где православные церкви мирно соседствуют с католическими, сохранили удивительный средневековый колорит. Наследие разных эпох и культур - греческой, римской, византийской, исламской - напоминает о чужеземных завоевателях, некогда владевших этими местами, но вынужденных уйти со свободолюбивой черногорской земли. С 1991 года Черногория, согласно конституции, - "демократическое, социальное и экологическое" государство. 28% территории страны занимают национальные парки. Уникальная природа Черногории охраняется международными организациями. Это не удивительно: в стране, которая занимает всего лишь 0,14% территории Европы, произрастает 2833 вида растений - почти четверть всех видов, которые есть в Старом Свете. На побережье растут оливковые и фруктовые рощи, кипарисы, пальмы и виноград. Большая часть прибрежных скал покрыта маквисом - плотными зарослями вечнозеленых кустарников. Выше в горах - дубовые и хвойные леса, где встречаются альпийские эдельвейсы, горные васильки и фиалки. А еще выше - покрытые снежными шапками горные пики, бездонные пропасти, бьющие из каменных расщелин водопады - эти пейзажи ничуть не уступают Швейцарским Альпам. Но есть в Черногории то, чего нет даже в Швейцарии, - гигантские каньоны, глубина которых на отдельных участках достигает 1,3 тыс. метров. Гордость Черногории - самое большое озеро Скадарское, рядом с ним находится национальный парк. На мелких скалистых островках, "горицах", - руины древних монастырей и храмов. Средняя глубина озера всего 6-8 метров, встречаются "колодцы" с подземными источниками глубиной до 60 метров, их черногорцы поэтично называют "очами". Пища. И не только земная В Адриатическом море водится несколько сотен видов рыб, а также креветки, омары, осьминоги. Огромное разнообразие рыбных блюд - особенность национальной кухни Черногории. Рыбу готовят "на граделы" - жарят на жаровне, поливая эссенцией ароматических трав. Рыбу "лсшо" отваривают в воде с оливковым маслом, винным уксусом и специями, а к "бродету", который готовят из разных видов рыбы, в качестве гарнира подают "поленту" (блюдо из кукурузной муки). Жареный карп с черносливом, яблоками и айвой, карп, запеченный с луком, угорь с рисом или на шампурах, вяленые уклейки, слегка поджаренные или отваренные, которые подают как салат, - кулинарная фантазия черногорцев неисчерпаема. И в каждой харчевне или ресторанчике обязательно подчеркнут, что все кушанья - "домаче", то есть из собственных продуктов. Великолепна не только еда, но и национальные напитки: красное вино "Вранац" или ракия - сливовая, абрикосовая и виноградная водка. Но и еда не главная достопримечательность этой страны. У Черногории богатая духовная история: в крохотном государстве около 50 монастырей, из них свыше 30 - действующие. Один из самых знаменитых - Острожский монастырь, названный так в честь святого Василия Острожского, чудотворца и целителя, - высечен в скале высоко в горах. Кстати, этот православный монастырь - единственный в мире, который посещают не только православные, но и католики и мусульмане. Черногорцы отличаются веротерпимостью, гостеприимством, отличным чувством юмора и дружелюбием. Русских с черногорцами сближают и православная вера, и славянские корпи, и длительное влияние России на судьбу Черногории. Бытует даже такая пословица: "Нас и русских 150 миллионов, а без русских - два грузовика и тележка". Проблем с коммуникацией нет и благодаря родственным языкам. Черногорское "да" - да, "што" - что, "хвала" - спасибо, "побьеда" - победа. Отдых "по-разному" На территории Черногории расположено два международных аэропорта, один - недалеко от столицы страны Подгорицы, другой - на побережье Которского залива в Ти-вате. Отели стоят на расстоянии 100-300 метров от моря. Популярны курорты Герцегнови, Котор, Будва, Петровац, Бар и Улцинь - города, основанные еще в Средневековье. Потрясающее впечатление производит Свети Стефан - остров-гостиница. Его история началась в XV веке, с рыбацкого поселения. Теперь маленькие домики стали роскошными гостиничными номерами, по особенности архитектуры и средневековый колорит сохранились. Здесь отдыхали Софи Лорен и Питер Устинов, Индира Ганди и Элизабет Тейлор. Туристам, желающим совместить отдых с лечением, стоит обратить внимание на институт здоровья "Иголо" в одноименном городке в северной части черногорского побережья. Он входит в число самых известных лечебных учреждений в области физиотерапии, реабилитации, бальнеологии и волнотерапии. Здесь мягкий средиземноморский климат, чистое море, целебная морская грязь, источники минеральной воды, современное оборудование и высококвалифицированный персонал. Экстремальному отдыху и туризму в Черногории уделяют большое внимание. В каньонах гор оборудованы маршруты для рафтинга, в почете альпинизм и горный туризм, горные велосипеды, а зимой - горные лыжи. В Черногории два крупных горнолыжных курорта - Жабляк и Колашин. К услугам туристов отели и отельчики, кемпинги, что-то вроде туристских лагерей с небольшими деревянными домиками, живописные ресторанчики и харчевни. Лыжный сезон начинается в ноябре и продолжается до апреля. На многих курортах побережья есть дайвинг-центры, где можно пройти курс обучения с инструктором, а потом заняться... поиском клада! Бурная история Черногории оставила следы не только на суше, но и в море. С древности по Адриатике проходили морские пути, ведущие с Ближнего Востока в Европу, и многие заливы таят на своем дне археологические загадки. Например, на входе в Которский залив были найдены остатки торгового судна начала XVI века. Настроение Солнце, кристально чистое море, средневековая архитектура, дружелюбный и общительный народ, величественная природа. Как писал лорд Байрон: "Когда сеялись жемчужины природы, на эту землю пришлась целая пригоршня...".

Источник

Черногория: взгляд с высоты

Три коровы одна за другой неожиданно выходят из-за поворота и преграждают путь нашему двухэтажному экскурсионному автобусу. Крутой серпантин, ведущий в высокогорное село Негуши, крайне узок - встречной машине уже не проехать. Поэтому легковушкам приходится пятиться до ближайшего "кармана" (специальной площадки для транспорта), уступая дорогу. Тут наш приоритет бесспорен. Но, похоже, коровам наше превосходство не кажется очевидным: местные буренки (равно как и кошки) бродят по извилистым тропам где вздумается. И к технике они привыкли. Вот и сейчас неторопливо "обтекают" нас с двух сторон, ухитряясь пощипывать редкие кустики травы над обрывом... Наша поездка состоит из нескольких частей. Сначала запланировано посещение города Цетине - древней столицы Черногории, потом остановка на обед в местечке под названием Бельведер, а конечным пунктом значится село Негуши, где делают знаменитый черногорский пршут (особый окорок) и есть музей свиных ножек. Гиды, встречающие туристов в Черногории, рассказывают обо всех возможных экскурсиях в первый же день. Как они говорят, "у нас есть, что показать, лишь бы вы захотели посмотреть". Пресытившись морем и утомившись от солнца, дня через три-четыре вспоминаешь их призывы и едешь смотреть страну, в которой много лесов, вершин и рек... Цетине. Город патриархов и священных реликви Город Цетине, бывшая столица Черногории, был и остается центром духовной культуры. Он производит впечатление места патриархального во всех отношениях. Во-первых, здесь чувствуется дух старины, сохранен многовековой традиционный уклад жизни. Во-вторых, согласно распространенному мнению (возможно, его распространяет именно сильный пол), в Черногории существует культ мужчин. В Цетине начинаешь в это верить. Высокие, черноволосые, осанистые мужчины часами сидят за столиками уличных кафе или обсуждают насущные проблемы. Очень много убеленных сединами стариков. Молодежь - сплошь с массивными золотыми цепями на шеях (наверное, такова мода нынешнего сезона). И все же здесь ситуация совсем иная, чем, например, в египетских приморских городках. Там можно прожить две-три недели и не встретить ни единой местной женщины. Их словно нет и никогда не было вообще, будто не они родили многочисленных торгующих, развлекающих и заправляющих делами мужчин... Черногорские женщины получают образование, причем не только в крупных городах. Например, в том же Цетине есть свой университет. Почти половина его студентов - девушки. На побережье многие дамы успешно занимаются туристическим бизнесом. Наша хозяйка Мила сама организовала свое дело, сама общается с партнерами и клиентами, а муж при ней на подхвате. В общем, матриархат налицо. В Цетине находится дворец короля Николы, последнего из династии Петровичей. Черногорцы монархом очень гордятся. Двухэтажный дворец невелик, несмотря на то, что в нем размещалась большая семья - государь Никола, его супруга Милена и девять их дочерей. Девочки получали образование в России, две из них вышли замуж за русских великих князей, одна стала королевой Италии. Черногорию и Россию издавна связывала крепкая дружба, свидетельство тому - портреты наших царей рядом с изображениями Николы и Милены. Кроме того, в музее есть коллекции оружия и посуды, старинная мебель. Словом, все как положено. Нас привлекли фотографии начала прошлого века. Одна из младших принцесс увлекалась фотосъемкой, была своего рода секретарем у отца, снимала его за работой, на приемах, на отдыхе. Мой муж, отдавший этому делу больше 30 лет, вынес вердикт: "Девица была молодец, сделано профессионально"... Белые одежды Цетиньский монастырь святого Петра Цетиньского, его атмосфера, хранимые в нем христианские святыни - самое сильное впечатление от экскурсии, да и, пожалуй, от всей черногор­ской поездки. Монастырь, основанный в конце XV века, за долгие века не раз разрушали. В самом начале XVIII столетия митрополит Даниил возродил его на новом месте, на склоне горы Орлиный Крест. При строительстве использовали материалы прежней обители. В маленькой боковой кель­е хранятся бесценные реликвии, имеющие огромное значение для христиан: часть десницы Иоанна Крестителя (руки, крестившей Иисуса) и маленький фрагмент креста, на котором Спаситель был распят. По легенде в IV веке н.?э. византийская императрица Елена, мать императора Константина, отправилась в Иерусалим на поиски Креста Господня. После долгих розысков и крест, и гвозди были найдены. Часть креста Елена привезла в Рим. Спустя некоторое время крест распилили, стружки и опилки рассыпали по крошечным шкатулкам и разослали по христианским храмам во все уголки мира. И вот она, частица Креста Животворящего - деревянная щепочка в золотом окладе с драгоценными камнями... Путь этих реликвий в Цетиньский монастырь долог и запутан. Достоверно известно, что святыни Мальтийского ордена - десницу Иоанна Крестителя, фрагмент голгофского креста и священную для госпитальеров чудотворную икону Божией Матери "Одигитрия Филермская" (по преданию, написанную евангелистом Лукой) - привезли в Россию, в Гатчину. 12 октября 1799 года глава рыцарей вручил их императору Павлу I. До 1917 года они хранились в Зимнем дворце. В 1919-м священник Богоявленский, отступая с войсками Юденича, вывез их в Ревель. Потом реликвии попали в Париж. Их передали рус-скому атташе, а тот - Марии Федоровне, матери Николая II, жившей тогда в Копенгагене. Говорят, она завещала их Цетиньской обители: императрица хотела, чтобы святыни остались в этом православном месте. После ее смерти реликвии оказались у югославского государя Александра. Одно время рука Иоанна Крестителя была выставлена для поклонения в королевской часовне в Белграде. После оккупации Югославии фашистами членам королевской семьи пришлось покинуть страну, а святыни спрятали в одном из отдаленных черногорских монастырей. Затем следы их затерялись. И только много лет спустя реликвии заняли свое место в Цетиньской обители. Площадка перед монастырем залита солнцем. То и дело к келье направляется очередная группа паломников, облаченных в белые одежды, служащие символом веры и чистоты, знаком того, что все зло оставлено за пределами храма. Кстати, здесь отсутствуют жесткие требования (например, женщины могут не покрывать головы). Зажженные свечи паломники ставят во дворе в специальный поддон с водой (еще один символ очищения), прикрытый на случай дождя. Нет атмосферы подавленности, наоборот, становится удивительно спокойно на душе. Тысячелетняя история христианства, к которой прикасаешься, создает ауру всеобщего умиротворения. На этом экскурсию можно завершить: эмоциональное напряжение достигает высшей точки. В подобные моменты жаждешь уединения и молчания. Хорошо, что до отправления автобуса есть "зона отчуждения" - целый час свободного времени... Село Негуши. Грузите пршут бочками... Я стараюсь не смотреть вниз: для человека, боящегося высоты, подъем по серпантину - нешуточное испытание. Каждый раз, когда наш двухэтажный "монстр", раскручивая виток за витком, ухитряется развернуться на мизерной площадке, почти зависая над пропастью, у меня замирает сердце. Слободан, известный среди черногорских гидов своим черным юмором, что называется, клин клином вышибает: "Опять я поражаюсь нашим дорожным службам! И как это они ухитряются так быстро управляться - ведь никаких следов вчерашнего..." "А я теперь понимаю, почему нас в Бельведере так усиленно ракией потчевали", - откликается добродушный толстяк, любитель делать свои автопортреты на фоне всякой достопримечательности. В Бельведере некогда отдыхали во время охоты коронованные особы. Сейчас тут построена обзорная площадка, с которой открывается великолепная панорама Скадарского озера, еще одной природной жемчужины Черногории. При упоминании о ракии - 50-градусной ароматной водке из местного сорта винограда вранац - мы радостно оживляемся. Обед в Бельведере начался со своеобразного аперитива. Нам подали два огромных подноса. Один был уставлен рюмками с прозрачной ракией, другой - золотистыми профитролями (малюсенькие заварные пирожные без начинки). Рядом поставили миски с жидким медом. Нужно взять профитролину, макнуть в мед, отправить в рот и запить ракией. Впрочем, последовательность действий можно менять как угодно. Говорят, мед и ракия на завтрак - два источника черногорского долголетия. Количество подходов к подносам не ограничено. Так что за то короткое время, пока сидишь на открытой площадке под навесом, ожидая обеда и любуясь восхитительным видом, можно изрядно напробоваться ракии и побыть часок долгожителем... Но вот, наконец, и село Негуши, где родился и вырос любимец черногорского народа поэт и просветитель Петр II Негош. Альпийская долина в окружении гор, коровы на лугу, белые домики, далеко стоящие друг от друга. А главное - воздух, неповторимый, целебный, сказочно вкусный воздух высокогорья. Получив свою порцию адреналина, экскурсанты разделяются на две группы. Одна сразу отправляется к дегустационному столу, где можно отведать местного сыра, похожего на брынзу, выпить медовухи и местного вина, закусить пршутом. Другая, более любознательная, идет в музей свиных ножек - смотреть, как этот самый пршут делают. Музей оказывается глухим высоким амбаром с несколькими тусклыми лампочками. Под потолком на деревянном перекрытии с решетками висит сотня-другая копченых свиных окороков, источающих немыслимый аромат. Процесс приготовления окорока очень и очень долог. Сначала свинину солят морской солью, потом вялят и коптят. Зато и хранится такой продукт длительное время даже без холодильника. Концентрация запаха в замкнутом пространстве настолько высока, что мы спешно ретируемся в дегустационный зал, пока сами не превратились в подобие пршута... "Приветствую тебя из красивейшего уголка мира!" "Не давайте мне дремать, а то я задремлю, вы тоже, так и не увидите кое-что эдакое..." - интригует на обратном пути наш замечательный неутомимый гид. Дорога становится все шире. Это опять серпантин, к счастью, не такой крутой. А скоро автобус останавливается на обзорной площадке перед очередным поворотом. И сразу за "углом" перед нами открывается то, что Слободан назвал "кое-что эдакое". Вид на Бока Которску бухту с этой точки ошеломляет и гипнотизирует. Три природные стихии - земля, вода и воздух - сошлись в гармонии всего сущего и создали завораживающую картину. Бока Которска бухта - еще одно диво в копилке этой маленькой страны. В 1997 году ее занесли в мировой реестр уникальных природных чудес, а в 2006-м - в список 28 самых красивых бухт планеты. Именно отсюда великий мастер слова и ценитель прекрасного Бернард Шоу писал жене: "Приветствую тебя из красивейшего уголка мира!" А нам, безоговорочно соглашаясь с его оценкой, остается лишь подписаться под этим приветствием... 

Источник

Черногория: морская и горная

Название страны говорит само за себя. Там, где кончается море, сразу же поднимаются высоченные горы, которые становятся еще выше и круче по мере удаления от побережья. Покрытые снегами скалистые пики, бездонные пропасти, бьющие из расщелин водопады — все это по красоте и величественности ничуть не уступает пейзажам Швейцарских Альп. Адриатическое побережье Черногории признано самым экологически чистым районом Средиземноморья. В живописных бухтах и фьордах, среди которых изумительный Которский залив, врезавшийся вглубь побережья на несколько десятков километров, красуются древние города, основанные еще иллирийскими пиратами и римлянами. Херцегнови, Рисан, Пераст, Котор, туристическая столица побережья Будва… Все они имеют первозданный средневековый облик. В каждом из них можно прогуляться по древним улочкам и площадям, где православные церкви мирно соседствуют с католическими, или взобраться на стены старой крепости, напоминающей о чужеземных завоевателях — венецианцах, французах, австрийцах и турках, некогда владевших этими местами. Совсем другая картина в городе Ульцинь, что на самом юге страны на границе с Албанией. Иногда кажется, что это Ближний Восток — десятки мечетей, усиленные динамиками голоса муэдзинов, белые фески местных жителей. Долгое время Ульцинь был главным опорным пунктом Османской Турции на черногорском побережье, отсюда характерный восточный колорит. К тому же около 80 % населения — албанцы, большинство из которых мусульмане. При этом отношения у албанцев с черногорцами вполне добрососедские. Краеведы рассказывают, что якобы именно здесь был продан в рабство автор "Дон Кихота" Мигель Сервантес, захваченный в плен алжирскими пиратами. В старой крепости сохранилась площадь, где продавали рабов, а в городе до сих пор живут их потомки — маленькая община настоящих негров, чьих предков привезли сюда те же пираты. Вся эта экзотика делает Ульцинь весьма привлекательным курортом. К тому же здесь 13-километровый песчаный пляж. Черногорцы утверждают, что это самая длинная песчаная коса в мире. И вот парадокс: несмотря на то что большинство населения Ульциня мусульмане, прямо под городом разместилась Ада Бояна — одна из самых обширных нудистских резерваций. Нудизм — тоже своего рода экзотика, и прежде всего для самих черногорцев. Патриархальность нравов еще существует, особенно на селе, однако она не помешала всем приморским городам стать современными курортами. Среди них и всемирно известный "Святой Стефан" — шикарный отель в крепости XV века, стоящей на небольшом острове. От крепости, конечно, осталась только наружность. Внутри — роскошные номера, бассейны, прочие удобства и излишества. Там любят отдыхать голливудские звезды, политики самого высокого ранга и прочие именитые личности типа Клаудии Шиффер. Впрочем, в комфортабельных отелях, пусть и не таких богатых, в великолепных пляжах и, естественно, магазинах, кафе и ресторанах, как национальных, так и вполне космополитичных, нет недостатка и на других черногорских курортах. Ну а для тех, кто вынужден сосредоточиться на собственном здоровье и не может уделить должного внимания разнообразным и очень вкусным блюдам местной кухни, замечательному красному вину "Вранац", виноградному, грушевому или яблочному лозо (ракии), всегда в наличии целебный воздух, сероводородные морские купания и минеральные источники. Кроме того, неподалеку от Херцегнови находится курорт Игало — один из крупнейших в мире центров физиотерапии, волновой терапии и реабилитации. Черногория — не только зоны отдыха побережья. Без чего она совершенно немыслима, так это без горных православных монастырей. Пива, Мораче, Столпы Джурджа, Савина и знаменитый Острожский монастырь, названный так в честь святого Василия Острожского, чудотворца и исцелителя. Такое впечатление, что святая обитель просто висит на высоченной скале и добраться до нее невозможно. Но туда все-таки ходит большой туристический автобус, который непонятно как умещается на узеньком серпантине и не только не валится в бездну, но еще и вписывается в повороты, ухитряясь разъезжаться со встречными машинами. Черногорские водители — это какие-то акробаты на колесах. Сами шоферы утверждают, что благодарить следует святого Василия — это из-за его покровительства на пути к монастырю ни разу не произошло ни одной аварии. Монастырь состоит из двух частей — Верхнего и Нижнего Острогов. До Нижнего Острога, расположенного на высоте 800 метров над уровнем моря, можно доехать только на туристическом автобусе. До Верхнего Острога, что на высоте более 1000 метров, курсирует микроавтобус, так как дорога туда настолько узка, что мастерство водителей уже не помогает. Под суровыми взглядами смуглых монахов с иконописными византийскими лицами посетители, пригибаясь и крестясь, входят в низкие двери, целуют крест у священника, угрюмо спрашивающего: "Ортодокс?" ("Православный?") — и прикладываются к кресту, вмурованному рядом с ракой, где покоятся мощи святого Василия. Однако инославных христиан вроде бы тоже не гонят. Конечно, послушники не просто так строили свои монастыри высоко в горах: во-первых, это самое подходящее место для монашеского уединения, во-вторых, здесь было легче укрыться и отбиться от турок. К тому же в Черногории мало равнин. Те, кто хоть однажды видел горы этой страны, подтвердят, что они ничем не уступают швейцарским. Но есть в Черногории то, чего нет даже в Швейцарии, — это гигантские каньоны, глубина которых на отдельных участках достигает 1300 метров. Реки Тара, Пива и Морача, спускаясь на равнину, расщепляют горы на протяжении десятков километров, создавая совершенно уникальный и таинственный мир. Ощущения от движения по цепляющемуся за склоны ущелий серпантину, пожалуй, сильнее, чем в Оберланде, тем более что горные дороги в Черногории гораздо уже швейцарских. После одного из крутых поворотов горного серпантина, проложенного вдоль каньона реки Тара, перед глазами внезапно возникает потрясающий арочный мост, перекинутый с одного скалистого берега пропасти на другой. Сейчас помимо основного предназначения его можно использовать для захватывающего туристического аттракциона — джампинга: человека за ноги привязывают к пружинящему резиновому тросу, и он летит вниз головой с умопомрачительной высоты. К экстремальным разновидностям туризма в Черногории относятся с большим вниманием — в каньонах проложены маршруты для рафтинга, в большом почете альпинизм и горные велосипеды, зимой — горные лыжи. У моста дорога раздваивается, и одна из ее ветвей ведет в Черногорский Атос — самый высокогорный район страны. В Черногории 48 вершин, высота которых превышает 2000 метров над уровнем моря. Одни из них острые, скалистые, другие напоминают огромные купола или гигантских мифологических чудовищ. Венчает все это великолепие, покрытое вечными снегами и сосновыми лесами, гора Дурмитор (2525 метров). Центр заповедника Дурмитор — курорт Жабляк (1465 метров) — самый высокогорный город на всем Балканском полуострове. Прежде всего это зимний горнолыжный курорт с отлично оборудованными трассами и подъемниками. Горнолыжный сезон продолжается вплоть до конца апреля, а кое-где можно кататься и в июне. Весной и летом в Жабляке скучать тоже не приходится — альпинизм или просто прогулки по маркированным горным тропам, походы в ледниковые пещеры со сталагмитами и сталактитами, купание в Черном озере, что в трех километрах от Жабляка (всего в Черногорском Атосе 18 озер). Черное озеро плещется в живописной котловине у ледниковой подошвы Меджеда — одной из вершин горного массива Дурмитор. Собственно, это не одно, а два озера — Большое и Малое, соединенные узкой протокой. Уровень воды в обоих водоемах не всегда одинаков, и тогда протока превращается в перемычку, через которую вода из Малого озера перетекает в Большое, образуя подобие водопада. Местные жители называют Черное озеро глазами гор и утверждают, что оно самое красивое в Черногории. В Жабляке к услугам туристов отели, кемпинги, что-то вроде туристских лагерей с небольшими деревянными домиками, колоритные ресторанчики и харчевни, где потчуют домашними блюдами. Обязательно подчеркнут, что все кушанья — домаче, то есть из своих собственных продуктов. И не только кушанья, но и вино, и забористое лозо. Но вот все съедено и выпито, пейзажи осмотрены и сфотографированы, можно возвращаться на побережье, чтобы всего через несколько часов снова окунуться в прозрачные воды Адриатики. 

Источник

Право в Черногорию

Черногория в последнее время становится все более популярной среди россиян. Кроме живописных видов, ласкового моря и сравнительно (но только сравнительно) невысоких цен, это, возможно, связано и с тем, что с черногорцами можно объясниться и не владея английским (который, впрочем, в этой стране не слишком распространен), а общаясь на русском. Хотя и здесь российского туриста подстерегают определенные "опасности": так, "право" означает "прямо", а если вам надо идти вправо, то это будет "десно". "Майка" же — вовсе не футболка без рукавов, а "мама". Хозяина в Черногории называют "газда", жилье пастухов в горах — "колиба", а безлесая гора — "планина". Почти как в Карпатах... Черногория — крохотная страна, вдвое меньше Киевской области. Но почти половину из 150 километров ее побережья составляют замечательные пляжи — где-то галька, где-то песок. Во времена социалистической Югославии курорты на Адриатическом море или Ядране, как называют его южные славяне, развивались преимущественно в Хорватии. И только после распада страны началось развитие черногорской курортной альтернативы. Туристический бизнес сейчас вместе с сельским хозяйством — наиболее важные источники доходов этой небогатой страны с населением 680 тыс. жителей. Да и, собственно, самим провозглашением или, точнее, восстановлением своей независимости два года назад Черногория в значительной степени обязана туризму. На референдуме 2006 года, где решался вопрос о независимости и была окончательно "похоронена" Югославия, которая в то время состояла только из Сербии и Черногории, сторонники самостоятельного государственного существования набрали только 53 процента голосов. При этом за сохранение единственного государства с сербами массово голосовали жители сельскохозяйственных горных районов, а за независимость — жители морского побережья и столицы страны Подгорицы. Большинство, пусть и не преобладающее, черногорцев проголосовали за "развод". Сейчас руководство Черногории уверенно взяло курс на вступление в Европейский Союз и НАТО. Интересно, что черногорцы отказались от внедрения собственной валюты, и уже сегодня в этой маленькой стране все расчеты осуществляются исключительно в евро. До сих пор считалось, что черногорцы разговаривают на сербском (или, как говорили раньше, сербско-хорватском) языке. Хотя сами сербы утверждают, что могут безошибочно распознать черногорца уже после одной минуты разговора — поскольку у тех очень специфическое произношение, и они употребляют некоторые слова и выражения, не присущие сербам. Недавно в Подгорицком университете торжественно открыли кафедру черногорского языка, перед которой на самом высоком правительственном уровне поставили задачу кодифицировать местный говор как отдельный южнославянский язык. Следовательно, вопрос о том, на сербском или все же на черногорском разговаривают черногорцы, остается открытым даже для большинства из них самих. И решается в зависимости от политических вкусов — сторонники независимости и прозападного курса называют свой язык черногорским, те же, кто до сих пор оплакивает "развал единого государства", — сербским. Тем не менее подавляющее большинство туристов из разных стран, отдыхающих в Черногории, все эти "филологические тонкости" обычно же не интересуют. Высококлассных больших отелей, как, например, в Турции или Греции, в Черногории почти нет. Но уже в ближайшем времени будут. Наиболее живописные уголки Черногорской Ривьеры сейчас активно раскупают иностранные инвесторы, уже начавшие строить суперсовременные люксовские отели самых смелых архитектурных форм. Среди этих инвесторов есть и западноевропейские, и японцы с сингапурцами, но больше всего россиян. Так, бывший губернатор Чукотки и владелец "Челси" Роман Абрамович строит недалеко от Будвы суперроскошный отель с подводным рестораном. Активно скупает в Черногории недвижимость и российский средний класс — цены на участки под застройку, готовые дома или квартиры на берегу моря там ниже, чем в Крыму или, тем более, на окраинах Сочи, а ограничений для иностранцев практически не существует. Получить право на постоянное пребывание (или возможность в любое время туда въезжать) довольно легко. А поскольку эксперты оценивают перспективы присоединения Черногории к ЕС значительно оптимистичнее, чем, например, украинские, то лет через десять цена недвижимости в Черногории вырастет, по прогнозам, во много раз. Да и ездить оттуда во все страны Евросоюза можно будет свободно. Процесс "скупки россиянами Черногории" приобрел такие масштабы, что с лета этого года в стране начала выходить специальная русскоязычная газета для тех, кто хочет приобрести там "дачу" или построить мини-отель. Активности же россиян в этом направлении не заметно. Между тем российским туристам предлагают отдых преимущественно на виллах — трех-четырехэтажных мини-отелях, которых множество как в самой "черногорской Ялте" — Будве, так и в окружающих поселках и городках. Практически все комнаты в таких отелях обязательно оборудованы кондиционером, там есть душ, туалет, телевизор и холодильник, современная мебель. Во многих случаях при номере есть кухня. Уровень сервиса вполне приличный. И все это сравнительно недорого — перелет в Черногорию, трансфер в отель, медицинская страховка и проживание в двухместном номере на 12—14 дней неподалеку от моря обойдется этим летом россиянину в 600—700 евро. Это наиболее низкие цены на отдых в Западной Европе. Проблем с питанием у туриста в Черногории не возникает — во всех приморских городках есть немало ресторанчиков и кофеен разнообразных ценовых категорий. Наиболее дешевый (но с довольно вкусной кухней) обед с салатом, первым, вторым и стаканчиком местного красного вина обойдется туристу в шесть евро. Самый дорогой — в зависимости от вашей фантазии и содержимого кошелька. Почти все Черногорское побережье в течение веков было оторвано от горных районов страны, где местные племена вели борьбу за независимость против турок. В приморских же городках до 1918 года господствовали сначала венецианцы, а потом австрийцы. Итальянское влияние до сих пор бросается в глаза в многочисленных ресторанчиках, где подают пиццу, лазанью, ризотто, самую разнообразную и всегда неимоверно свежую морскую рыбу, осьминогов, устриц и прочие "фрути ди маре". Сугубо же черногорскую кухню можно попробовать в "конобах". Это слово можно приблизительно перевести на русский как "кабак". Правда, за этой вывеской сейчас может скрываться и дорогой ресторан. Черногорцы — мастера готовить баранину, форель и другую речную и озерную рыбу. Не хуже кавказцев любят и умеют жарить шашлыки. Но настоящим украшением черногорской кухни является пршут — копченая свинина или говядина. Лучшим считается негушский пршут — копченый в селе Негуш на чистом горном воздухе на специально привезенной туда древесине фруктовых деревьев. Очень экзотичен и негушский творог. Все это добро готовят как предприятия пищевой промышленности, так и частники. Поэтому пршут и творог можно не только заказать в ресторане, но и купить в универсаме и на рынке. Сами черногорцы искренне убеждены, что на рынке все не только дешевле, но и вкуснее. Черногория является, пожалуй, одной из последних стран Европы, где можно еще попробовать еду и напитки, изготовленные не на индустриальной основе, а по старинным сельским рецептам. Особенно здесь гордятся своей домашней ракией — виноградной, грушевой, абрикосовой... Это, конечно, напиток на любителя — самогон, но очень качественный, ничем не уступающий лучшей грузинской чаче. Неплохие в Черногории и вина, самые лучшие из которых — это красное "Вранац" и белое "Крстач". Но туристы едут в Черногорию не только, чтобы есть и пить. Чистое теплое море — вот самая большая прелесть побережья. Пейзажи — чрезвычайно живописные и не похожи ни на Крым, ни на Кавказ, ни на Турцию. Ведь это побережье особого типа — иллирийское. Боко-Которский залив — самый южный в Европе фиорд, совершенно не похожий на норвежские, но оттого не менее прекрасный. "Стари грады" в Которе, Перасте, Будве, Ульцине сохранились практически неизменными со средневековых времен вместе с крепостными стенами, православными церквами и католическими соборами, жилыми домами. Вечерняя прогулка по такому "граду" создает особую атмосферу — этого тоже нет ни в Крыму, ни на Кавказе, ни в Турции. Самой большой же туристической привадой Черногорского побережья, ее своеобразной визиткой является Свети Стефан — небольшой островок в ста метрах от берега, весь обнесенный крепостными стенами и застроенный средневековыми домами. Еще во времена социалистической Югославии с острова на материк переселили всех жителей, насыпали дамбу и превратили его в дорогой экзотический гостиничный комплекс. Сейчас остров закрыт для посетителей — в прошлом году его приобрел иностранный инвестор и сейчас якобы проводит реконструкцию. Большинство туристов, посещающих Черногорию, далее морского побережья не заглядывают. А напрасно. Высокогорная Черногория не менее интересна, чем побережье, хотя, конечно, абсолютно на него не похожа. Старинные горные монастыри, особенно высеченный в скалах Острог, где хранятся мощи святого Василия Острожского, — по-настоящему святые места, которые можно сравнить только с Киево-Печерской или Почаевской лаврами. Самое большое на Балканах Скадарское озеро и высокогорное Черное озеро тоже, бесспорно, стоит посмотреть. Но наиболее впечатляет каньон реки Тары. Описывать словами его масштабы и красоту — дело безнадежное. Скажу только, что глубина каньона достигает 1600 метров и он самый глубокий в Европе и второй по глубине в мире после Большого каньона в американском Колорадо. Ни в Карпатах, ни на Кавказе, ни в Альпах, ни в Скандинавских горах, ни в Тавре автору не приходилось видеть столь величественного горного ландшафта! Туда можно поехать на экскурсию от местной туристической фирмы или взяв напрокат автомобиль. 

Источник

Что мы не знаем о Montenegro

Уезжая отдыхать в Черногорию, проверенных сведений о маленькой стране с населением всего в 670 тыс. человек, знала не много. Популярным курортом страна у нас еще не стала, и единственным преимуществом такой поездки стало отсутствие визы, быстрый перелет и поиск неизведанного. Какие-то устойчивые представления о Балканах подсказывали, что и страна более к нам культурно и этнически близка, чем заезженные Египет, Турция, Тунис и прочие безвизовые курорты. Поскольку отдыхать поехала одна, оставив сумасшедшую Москву и все окружающее, возможность наблюдать за незнакомой обстановкой стала главенствующим удовольствием. Первое, что поразило воображение сразу по прилету - природа. Не только море и горы, хотя и они заслуживают внимания, точно мифические пейзажи кинокадров "Властелина колец". Горные озера, перевалы, каньоны, маленькие городки с красными черепичными крышами на фоне обильной изумрудной растительности и светло-голубой лазури Адриатики и неба, древние парки с реликтовыми деревьями и пьянящими ароматами эфирных масел - создают неповторимо яркий колорит. По необычной сочетаемости сравнимый с полотнами мексиканской художницы Фриды Кало. Черногория, прежде всего, поражает какой-то самобытностью, островком нетронутой природы с изолированным племенем людей, которые не забывают своих корней и с невозмутимой медлительностью умеют радоваться жизни. Население Балкан действительно необычно. Помимо внешних отличительных признаков, как-то высокий рост и стройная фигура, почти все обладают природным слухом и голосом. Преимущество первого - сплошная эстетика тел на пляже; второго же - живая национальная музыка и караоке из каждого кабака вечером (насчет второго преимущества - спорно, поскольку песни на сербском, всенародно любимые и повторяемые ежевечерне, начинают терзать ностальгией по более привычной музыке довольно быстро). Главным наблюдательным пунктом побережья стал приморский городок Будва. Старый город просто очарователен. Маленький каменный островок, отгороженный от моря и новых построек современной Будвы, крепостной стеной. Узкие улочки, симпатичные кафе и магазинчики создают непередаваемую атмосферу тишины, заброшенности и спокойствия. Становится приятным языковой барьер, превращаешься в стороннего наблюдателя за размеренной жизнью местного населения и суетой туристов, на фоне вечно мудрого и такого непостоянного в своих настроениях моря. Увидев вывеску Antiques, не удержалась и зашла на блошиный рынок. Один старьевщик настоятельно рекомендовал серебряный портсигар с гравировкой портрета Пушкина и стихотворением с обратной стороны. Услышав, что я знаю слова стихотворения, антиквар удивленно признал во мне умную девушку. Ну, а поскольку, глаза мои отличались редким цветом для черногорцев, торг оказался очень прост и уместен. В результате обзавелась двумя браслетами с перламутровой мозаикой. И это, пожалуй, стало единственным приобретением, которое хоть как-то характеризует воспоминания о поездке. С сувенирами, несмотря на близость к Италии, сложно. Ничего национального в маленькой Черногории не нашла, видимо, в связи с отсутствием производства в принципе. После приятного приобретения, зашла в кафе выпить прославленный турецкий кофе. И тут произошел маленький казус. Пока пила кофе, собака, обитающая здесь же, старый барбос, справил нужду под соседний стул. Персонал кафе настороженно ждал моей реакции. Но поскольку она заключалась в смехе и дружбе с псом, официант, говорящий по-русски, не преминул сделать комплимент, чтобы развеять обстановку. Выходила из кафе на приятной ноте. Проходя по набережной Будвы, среди скопления катеров, яхт и лодок, подошел дедок и предложил покатать на лодке и показать панорамные виды побережья. Денег почти не оставалось, но это его не остановило. При этом старичок неплохо изъяснялся по-русски и предложил свозить по всем ближайшим островам на следующий день за очень умеренную плату. Видно, узнав о том, что я не нудист и не любитель рыбалки, он совсем проникся симпатией и сказал, что может вывозить на остров с чудесным цветом воды и песком и забирать вечером оттуда хоть каждый день. Поэтому тем, кто боится ехать на отдых один, настоятельно советую подумать о плюсах и минусах более сосредоточенно. Знакомства заводить даже с минимальным уровнем английского можно почти повсеместно, а кто как не местное население даст более полное представление о незнакомой стране. К тому же языковой барьер оградит от вмешательства в личную жизнь, да и обсуждение проблем станет не совсем удобно. Упоминаю об этом только оттого, что попытка общения с русскими окончилась дистанционными разговорами по необходимости. Есть у нас неприятная национальная черта - вечная неудовлетворенность, желание пожаловаться и представить все в негативном свете. В данном случае мой настрой на отдых не подразумевал подобного времяпрепровождения, так что общалась в основном с представителями бывшей Югославии, из которых многие говорят на русском, остальные довольно уверенно на английском. Что же касается уровня сервиса, туристических услуг и прочих актуальных приятностей отдыха, то здесь не все так однозначно. Черногория в туристическом бизнесе осваивается не так давно (около двух лет), так что пока есть заметное стремление, строительство новых гостиниц, совершенствование инфраструктуры. Но до уровня Европы страна еще недотягивает. Учитывая социалистическое прошлое, многое еще остается на прежнем уровне, так что здания, рестораны и прочие заведения обслуживания отправляют приблизительно к уровню Крым - Краснодарский край. В этом смысле, пожалуй, необходимо еще некоторое время для приведения страны к достойному уровню сервиса и туризма. Смотреть, помимо природной прелести, тоже фактически нечего. Пожалуй, кроме поездки в хорватский Дубровник, ничего примечательного в городах самой Черногории нет. Так что любителям экскурсионного отдыха стоит учесть это до отъезда. 

Источник

Берег Горы

Восточное побережье Адриатического моря — это изрезанная линия, идущая от Истрии на юго-восток, к греческим Ионическим островам. Большая часть побережья поделена теперь между тремя бывшими республиками СФРЮ: Словенией, Хорватией и Черногорией. Первые две — самостоятельные государства, а третья вместе с Сербией входит в состав заметно сократившейся Югославии.

Залив

В 1834 году Александр Сергеевич Пушкин опубликовал в вольном переводе с французского цикл стихотворений и баллад «Песни западных славян». В этом цикле есть стихотворение, начинающееся со строфы:

Черногорцы ? что такое ? —
Бонапарте вопросил: —
Правда ль: это племя злое,
Не боится наших сил ?..

Дальше в молодеческом стиле излагается такой эпизод. Когда наполеоновские войска вторглись в Боку Которску (район Которского залива), черногорцы устроили в горах хитроумную засаду. Они спрятались за кустами и подняли над ними свои красноверхие плоские шапочки. Простоватые чужеземцы, конечно же, открыли беспорядочную пальбу и получили в ответ дружный залп, отчего побежали. С тех пор, как утверждают черногорцы,
           французы всякий раз краснеют,
...коль завидит Шапку нашу невзначай.
В этом сюжете, то ли действительно родившемся в народной гуще, то ли придуманном известным мистификатором писателем Проспером Мериме (его сборником «Гузла» воспользовался Пушкин), отражен реальный исторический факт, имевший место в 1806 году. Черногорцы действительно умело сражались с французами и очистили от неприятеля часть Боки Которской. Большую поддержку им оказала русская эскадра под командованием адмирала Д. Н. Сенявина, находившаяся тогда в Адриатическом море. Однако в те далекие времена судьбы малых народов во многом зависели от воли великих держав, и столь желанная свобода оказалась для черногорцев недолгой. Согласно условиям Тильзитского мира, подписанного Александром I и Наполеоном, Бока Которска со всеми прибрежными селениями отошла к Франции, которая и распоряжалась там до 1813 года.
Не знаю, как преподносят эту страничку истории французским туристам, приезжающим отдыхать на остров Святого Марко, расположенный в глубине Которского залива, то есть примерно там, где и случился с ними, согласно Пушкину, конфуз. Несколько лет назад французы построили на острове курорт, благодаря чему их страна снова демонстрирует свое присутствие на Адриатике. Правда, нынче французам вряд ли удается «завидеть невзначай» черногорца в красной шапочке — разве что во время выступления фольклорного ансамбля.
Остров Святого Марко и соседний с ним столь же живописный остров Цветов я разглядывал из окна автобуса, огибавшего Которский залив. Но, пожалуй, я введу читателя в заблуждение, сказав, что шоссе «огибает» это творение природы, потому что в местном ландшафте редко встречаются плавные, мягко сочетающиеся линии. Похоже, что миллиарды лет назад подземные силы устроил и здесь основательную тряску, перемешав и разбросав в беспорядке каменные груды. Морю осталось только довершить титанический акт созидания, заполнив образовавшиеся впадины.
Впрочем, существует и иная версия происхождения этого уголка Адриатики. Господь, проходя здесь, выронил из сумки несколько камней. Остановившись и подумав, он не стал подбирать их, а захватил из другой сумки пригоршню землицы, окропил ее водой и рассеял между камнями. И вот по долинам заструились прозрачные реки, среди лесов разлились голубые озера, а у обрывистых скал заплескалось ласковое море.
Так это случилось в дни творения или иначе, но, разглядывая залив с разных участков шоссе, невольно думаешь, что человеку никогда не будет дано повторить нечто подобное. Залив, который иногда именуют фьордом, вторгается в материк на глубину 30 километров — это было бы немного для Скандинавии, но в Южной Европе другого такого нет. Береговая линия образуется чередованием бухт и бухточек, изломов и извилин, выемок и выступов.
Глянешь вверх — увидишь карабкающиеся по известняковым осыпям кактусы, агавы, низкорослые средиземноморские сосны, щетину кустарников на уступах, а еще выше — леса и леса, темно-зеленые, до густой черноты, как и должно быть в Черной Горе (Название «Черногория», или «Црна Гора», как говорят здесь, значит, по одной версии, «Черная гора», по другой — «Черный лес». Дело в том, что в южнославянских языках слово «гора» означает также и «лес». И то и другое точно передает особенности местного пейзажа. Но распространению первого значения немало способствовал итальянский перевод «Montenegro», вошедший во все западные языки.) И невольно представишь, как двести лет назад пробирались по неровной, каменистой дороге солдаты Наполеона, и поверишь, что так все и было, как описано у Пушкина: мелькающие за кустами, вон на той скале, красные шапки, победный клич черногорцев, паника и бегство французов...

А вниз, к морю, спускаются старые рыбацкие деревни, больше похожие на крохотные чистенькие городки: два десятка тесно стоящих каменных домов под черепичными крышами, зеленый купол православной церкви, причал, ресторанчик с вынесенными на террасу, под сень виноградных лоз, столиками.
Когда-то слава о местных моряках гремела по всему Ядрану. как называют по старинной традиции Адриатическое море славяне. Наш Петр Великий даже посылал сюда, в городок Пераст, боярских детей, дабы учились они морскому делу. Вблизи Пераста виден островок, который тоже напоминает о былых подвигах черногорских моряков. Островок этот искусственного происхождения. Жители Пераста затопили вокруг торчащей из воды скалы отбитые у турок и пиратов суда, засыпали их камнями и построили на искусственном островке церковь Богородицы. И до сих пор 22 июля, в престольный праздник, люди со всех концов залива приплывают в Пераст на своих лодках, загружают по нескольку больших камней и везут их на рукотворный остров.
И снова автобус. Снова нетерпеливое ожидание, надежда, что за очередным поворотом шоссе откроется гладь Адриатического моря... Но моря все нет и нет. Вместо ярко-голубого Ядрана видишь зеркало залива, зеленоватое от отраженных в нем лесистых склонов. За мысом встает другой, берега сбегаются, как скалы Симплегады в мифе об аргонавтах, потом залив уходит куда-то вбок, показывается утес, еще один утес — и так раз за разом.
Наконец, въехали в городок со странным названием Херцегнови, расположенный у самой горловины залива. Как выяснилось, он был наименован так вовсе не в честь какого-то «нового герцога». Герцог был всего один, звали его Стефан, и был он преемником боснийского государя Твртко I, заложившего здесь в конце XVI века крепость. Стефан отстроил город и назвал его «Нови», то есть как бы Новгородом, а после его смерти благодарные подданные добавили к этому наименованию титул своего владетеля. Получилось — Херцегнови.
Недавно город стал пограничным. Между Херцегнови и хорватским Дубровником обозначен на карте контролируемый ООН район — как суровое напоминание о недавних кровавых межэтнических столкновениях на территории бывшей СФРЮ. О последней войне, как выразился мой черногорский знакомый Стево. Раньше же «последней войной» называли Вторую мировую.
Близость границы никак не отражается на течении жизни в Херцегнови, как, впрочем, и во всей Черногории. Как и прежде, здесь ищут вдохновения писатели и художники, каждый февраль проводится красочный фестиваль мимоз, а летом на пляже под массивными башнями венецианской крепости яблоку негде упасть.
Что же касается Ядрана, то он лишь слегка показался мне, ибо вход в залив закрыт островом Мамула. На острове хорошо видна круглая цитадель.
Крепости, крепости... Только объехав Боку Которску, начинаешь понимать, почему здесь строили прочно, обносили города стенами: этот край привлекателен и для торговли, и для накопления военной мощи, и для разбойных нападений на соседей, да и просто для жизни.

Cтены защищают

При подъезде к Котору прежде всего обращаешь внимание на древние стены, петляющие по склону холма. Холм, собственно, не холм как таковой, а часть Ловченского горного массива, отломленная от него какой-то фантастической силой. Нам, поставившим на службу себе десятки машин и механизмов, трудно представить адову работу, изо дня в день свершавшуюся поколениями строителей этих мощных сооружений длиной пять километров, высотой двадцать метров, поднимающихся вверх по горе на четверть километра.
Сам город Котор, расположенный вокруг одной из глубоководных бухт залива, тоже окружен стеной. Сохранился он, несмотря на полуторатысячелетнюю историю, прекрасно, что и дало основание ЮНЕСКО принять решение о включении Котора в список Всемирного наследия человечества.
Войдя в город через главные ворота, Морские, я оказался на площади Оружия. Афиша старинного театра извещала о предстоящем концерте симфонической музыки. За столиками, покрытыми расшитыми скатертями, грелись на солнышке за чашечкой кофе старики. Часы на городской башне бесстрастно фиксировали время с точностью до минут. Но не века и годы.
Есть особое очарование у городов, окруженных крепостными стенами. Стены словно защищают прошлое от вторжения современной цивилизации — такой притягательной и такой разрушительной. Если когда-то улицы и площади замостили брусчаткой, то не надо их покрывать асфальтом. Если предки закрывали на ночь окна деревянными ставнями, то не стоит заменять их на модные жалюзи. Если в прежние времена припасы ввозились в город на лошадях и осликах, то не следует расширять ворота, чтобы в них мог пройти трейлер. Если существуют прекрасные национальные мелодии, то пусть существуют... Так или примерно так, наверное, рассуждают вполне современные обитатели исторических городов — и не только в Черногории. Для России подобный подход, к сожалению, не характерен.
А за пределами старого города, на набережной, кипит иная жизнь, здесь господствуют другие ритмы и запахи. По асфальту мчатся автомобили, на воде покачиваются в ожидании пассажиров белоснежные катера, гомонит базар. Я прошелся между рядами торгующих в поисках чего-то местного. Увы — рынок предлагал обычный европейский набор продуктов и товаров первой необходимости для хозяек. Лишь в самом конце торговых рядов мне повезло. Я обнаружил двух дюжих мужиков, которые вывешивали на крюках огромные куски каштрадины — копченой баранины, распространявшей острый аромат.
В первое же утро в Будве меня разбудил колокольный звон. Вслед за ним я услышал воркование горлицы.
Я раздвинул шторы и вышел на балкон. В ту же секунд; перед глазами чиркнула крыльями ласточка. Заложила нал площадью несколько стремительных виражей и бесстрашно возвратилась в гнездо, устроенное в ямке между железобетонными плитами балкона.
Солнце только-только поднялось над гребнем недалекого горного кряжа, выбелило желтые стены старой крепости, бросило сверкающую дорожку на гладь дремлющего моря и заиграло радугой в струях воды, льющейся из шланга поливальщика.
Подобные утра навевают мысли о простоте и чистоте провинциальной жизни.
Истоки адриатических городов-крепостей теряются во мгле тысячелетий. В каждом городе вам расскажут легенду или красивую новеллу, сдабривающую сухой отчет профессиональных открывателей прошлого. Вот, например, Будва. На том месте, где теперь находится гостиница «Авала» с ласточкиными гнездами на балконах, в IV веке до н.э. стояли дома, поблизости археологи раскопали дворец с прекрасными мозаиками. Легенда же относит возникновение Будвы к мифическим временам, когда адриатическое побережье занимали исчезнувшие позднее племена иллирийцев и некий финикиец Кадмо приплыл сюда со своими чадами и домочадцами.
Следы влияния Эллады и Рима, Византии, славянских государств Дукли и Зеты, Венеции, Турции, Франции, Австро-Венгрии веками наслаивались друг на друга; потоки культур с Запада и Востока смешивались, обогащали один другой, сформировав своеобразный колорит черногорского побережья.
...Вечерами я шел через крепостные ворота в Старую Будву и бесцельно бродил по ее улочкам, напоминающим тропинки в горных теснинах. Камни мостовых и стен медленно отдавали дневное тепло, а легкий бриз доносил запахи моря и цветов.
Я заглядывал то в одну, то в другую лавку — возможно, потому, что мне нравилось всякий раз слышать с улыбкой произносимое продавцом «Добар дан!» — и рассматривал местные сувениры, книги, грубоватые картинки и копии икон. Однажды купил кассету с записями старых городских романсов — смесь славянской, греческой и итальянской мелодичности со зноем Востока.
Нравилось мне и то, что нигде не попадались на глаза ставшие привычными у нас фигуры с нашивками «Security» на униформе, увешанные дубинками, пистолетами и автоматами. На побережье совершенно безопасно и практически спокойно. Неистребимо лишь древнее ремесло контрабанды, и знающие люди задешево отовариваются на рынке в портовом городе Бар тайно доставляемыми из-за границы виски и джином.
Главная улица Старой Будвы, огибающая фасады и углы домов, выводит в конце концов к собору Св. Иоанна, одной из особо чтимых святынь города. Именно с его колокольни, построенной в VII веке, разносится звон.
Напротив церкви, на открытом воздухе, — кафе. Поздним вечером здесь, как правило, не бывает свободных столиков. Помимо туристов, заходят после ужина завсегдатаи, приветствуя друг друга возгласами «Здраво!»
Здесь я и познакомился однажды с вышеупомянутым Стево — русоволосым красавцем, сразу признавшим во мне гостя из России. Было ему на вид лет 35, и он уже не застал те времена, когда во всех школах Югославии изучали русский язык. Мы говорили на странной смеси сербского, болгарского и русского с добавлением английских слов — и вполне понимали друг друга.
Стево одобрил тот факт, что русские туристы снова стали ездить в Югославию, как раньше.
Из деликатности Стево не коснулся участия России в международных санкциях против Югославии, тем более, что дело это теперь уже прошлое. Я тоже не говорил о том, что не все у нас одинаково отнеслись к этому решению.
Что касается Черногории, то россиянам есть что помнить. Покровительство Петра I главному черногорскому монастырю в Цетине, установление Павлом I ежегодных субсидий Черногории «на общенародные надобности и учреждение полезных заведений», разыскания полезных ископаемых русским горным инженером Ковалевским, коронование при поддержке России первого светского государя Черногории — князя Данило... Да, нам есть что помнить.

«Традиционалисты» и «космополиты»

Из Будвы шоссе продолжает бег на юг. Дорога, связывающая Черногорию со Словенией, а через нее и с другими европейскими государствами, постоянно вьется вдоль Ядрана. Горы близко придвинуты к морю, и часто автобус будто крадется по узкому уступу: слева каменная стена, справа обрыв, огороженный полосатой балкой. Но вот горы отступают, отдают часть своих владений людям, устроившим на отлогих берегах жилища, сады, пляжи, гостиницы. В одном из таких мест расположен по берегам полукруглой бухты портовый город Бар.
Он не столь стар, как Будва, но тоже имеет свою крепость, свои легенды и свои редкости. Трудно представить, что существует дерево, посаженное при жизни Иисуса Христа, но в Баре всем желающим демонстрируют уникальную двухтысячелетнюю оливу, которая находится под защитой закона. Оливы вообще растут медленно и лучший урожай приносят в столетнем возрасте. Множество плантаций этих деревьев устроено на склонах гор, окружающих Бар. Отзвуком далеких языческих верований веет от обычая давать оливам имена, восходящие к именам посадивших их людей: Джуро, Периша, Радун...
Об этом обычае рассказал мне Томо Сошич, шеф-повар ресторана в гостинице «Тополица», расположенной на окраине Бара, рядом с дворцом черногорского князя, а впоследствии короля Николы. У отца Томо в предгорьях Беласицы есть дом, хозяйство и довольно большой, гектаров в двадцать пять, земельный надел, поэтому Томо знает толк в сельской работе.
В прошлом году Томо женился на москвичке Наталье Малютиной, правнучке известного русского художника конца XIX — начала XX века Сергея Малютина. Он довольно прилично говорит по-русски, иногда перенося ударения, по сербской привычке, ближе к началу слова.
На ужин в ресторане в тот вечер подали чевапчичи — популярное на Балканах мясное блюдо, отдаленно напоминающее люля-кебаб по крайней мере формой. Тут надо пояснить, что с первого дня в Черногории я искал возможности отведать настоящие чевапчичи, вкус которых помнил еще с поездки в Дубровник двадцать лет назад. Но, как назло, ни один мангал со шкворчащим на углях мясным великолепием не попадался на глаза, зато пицца — пожалуйста. И я попросил Томо объяснить эту странность.
Все оказалось просто. В разгар лета, когда идет наплыв гостей, чевапчичи продают прямо на пляжах и набережных. Но и теперь для желающих нет проблем, надо только знать, что заведения, где их делают и подают, называются «Гриль 011». Что означает «011»? Ничего особенного, телефонный код Белграда. И неизвестно, кому пришла в голову идея столь экстравагантного названия.
Я записал традиционный способ готовки чевапчичей и привожу его ниже для любознательных читателей.
Последний город на черногорском взморье — древний Улцинь, которому больше двух тысяч лет. С высокого холма, возвышающегося над пляжем из белого песка, хорошо просматриваются грозно выдвинутая к морю крепость, гребни черепичных крыш, пики минаретов вперемежку с колокольнями.
В 1214 году неутомимая монгольская конница оборвала здсеь свой, казалось, неостановимый бег на запад. Крепость Улцинь осталась непокоренной, и воины Чингисхана, омочив копыта коней в Ядране, возвратились в степи. И мечети здесь не имеют никакого отношения к монгольскому нашествию. Они появились в период турецкого владычества, когда часть славян и албанцев была обращена в мусульманство; их потомки ходят в мечеть до сих пор.
Однако берег Черной Горы не заканчивается в Улцине. Еще южнее лежит треугольный островок Ада, образованный рукавами реки Бояны и морем. На острове находится одно из четырех нудистских поселений, расположенных на восточном берегу Адриатического моря.
Автобус свободно въехал под задранный к небу шлагбаум и оказался на острове. Туристический городок нудистов «Ада» был пуст.
Сезон в «Аде» продолжается с июня по октябрь. «В миру» нудисты вполне обычные люди, неотличимые от других. Но законный трудовой отпуск или каникулы они обожают проводить среди единомышленников, предпочитающих костюмы Адама и Евы, в окружении пышной природы и в отдалении от любопытных взглядов. Приезжают сюда семьи с детьми, компании и одинокие люди из европейских стран.
Существует мнение — или по крайней мере подозрение, — что нудистские поселения являются гнездами разврата. На самом деле это не так. Свободная любовь, конечно, здесь существует, но где ее нет теперь?.. В «Аде» свои моральные запреты, тщательно соблюдается этикет. Например, в общественные помещения, где работает обслуживающий персонал, принято приходить одетыми. Но если ты пришел в «Аде» на пляж или волейбольную площадку — сбрось одежду, ибо равноправие в «раздетости» должно соблюдаться неукоснительно.
В последний вечер перед моим возвращением в Москву мы посидели с Томо Сошичем за бутылкой белого вина и поговорили об отличиях в укладе жизни на побережье и в горах, где мне так и не удалось побывать. Томо объяснил мне, что если в горах люди больше «традиционалисты», то здесь, на побережье, они больше «космополиты». Но те и другие — черногорцы. И это они всегда будут помнить.

Источник

Лютые скалы

— Черногорцы? что такое? —
Бонапарте вопросил. —
Правда ль: это племя злое
Не боится наших сил?

А.С.Пушкин

В языке жителей одной из областей Югославии — Черногории — родилась  метафора — «люти крш». Буквальный ее перевод — лютые скалы, лютое каменье. Однако полный ее смысл еще глубже. Он вмещает в себя характеристику не только скупого скалистого пейзажа, но и суровых условий жизни. Лютые скалы стали поистине символом народной судьбы.
Целое столетие понадобилось турецким ордам, чтобы дойти от Косова поля, где в 1389 году ими было нанесено поражение сербскому войску князя Лазаря, до княжества Зеты — последнего оплота сербской независимости на восточном берегу Адриатического моря. Многие славяне, спасаясь от разбоя и погибели, на протяжении того столетия искали убежища в соседних государствах, а также в Польше и России. Большой поток сербов отхлынул в Зету. Это были по преимуществу воины, сильные телом и духом, готовые продолжить битву с чужеземным поработителем за свою свободу. Они не только умножили население Зеты, но и внесли заметные изменения в ее общественный строй. Значительная часть здешних крестьян оказалась свободной от феодальной зависимости. Зета стала называться Черной Горой или Черногорией.
Малый героический народ жил по патриархальным законам, большими семьями, объединенными в братства и племена. Он занимался скотоводством, выращивал на лютом каменье скудные урожаи ржи и ячменя, возделывал по солнечным склонам виноградную лозу. Дороже жизни ценил этот народ свободу, из века в век сражался за нее. Поэтому главной для его сыновей была профессия воина.
Русский горный инженер, а впоследствии известный путешественник Е.П. Ковалевский, занимавшийся в 30 — 40-е годы прошлого века в Черной Горе по просьбе ее правителя разведкой полезных ископаемых, оставил записки о положении черногорцев. По его подсчетам, они каждый месяц выдерживали шесть-семь битв с турками, две пятых всего населения погибало на поле боя, одна пятая — от ран, полученных в сражениях, естественной же смертью умирало меньше двух пятых.
— Сколько же вас, черногорцев, — спросил как-то наполеоновский дипломат у черногорского воеводы, — что вы отважились поднять меч на султана и на моего императора?
— Нас с русскими сто миллионов, — ответил ему тот.
— Нас с русскими двести миллионов! — звучали они во вторую мировую войну.
«Нет такой черногорской черты или особенности, которая не имела бы, пусть даже рудиментарного аналога в психологии и характере других южных славян, нарочито аборигенов динарских краев нашей страны», —замечает Владимир Дворникович — автор фундаментального исследования «Характерология югославян», вышедшего в свет накануне второй мировой войны.
И тем не менее черногорца всегда можно отличить от представителей других южных славян. И по лицу, и по осанке, и по характеру, и по обычаям. О некоторых из них я и хочу рассказать.

«Руки белые сомкните...»

Свадьбу играли на катуне (Катун — это летнее горное пастбище с хижиной для пастуха, загоном для скота и другими надворными постройками.), под Ловченом.
— Лучшего места для такого торжественного события быть не может! — сказал дед невесты, крестьянин Джуро Маркович.
Внучка — любимица Милена, студентка Белградского университета, выходила замуж за молодого юриста Николу Мартиновича из Котора. Мы были приглашены всей семьей. Наша дочь училась с Миленой на одном курсе филологического факультета, где они и подружились.
Молодые и гости ночевали в Цетине, старой столице Черной Горы, ее орлином гнезде. Поутру, чуть свет, кортеж «застав», «фиатов», «мерседесов» и «лад» отправился к Ловчену. Эта гора — святыня черногорцев. Она в гербе их республики.
Прежде на черногорский Олимп вскарабкивалась тропа. Ныне к подножию скальной гряды, которую венчает Езерски врх, проложена бетонная дорога. Она заканчивается широкой площадкой со стоянкой машин и помещениями туристских служб. Отсюда начинается долгий, в 461 ступень, марш в гору. Большая его часть пролегает по тоннелю....
И молодым, и гостям несказанно повезло.
Мы застали небо без единого облачка. Прозрачный, еще не замутненный испарениями воздух открывал дали, которые обычно лежат за пределами видимости. Нежно-голубая гладь Адриатики стелилась, уходя за горизонт. А на севере, востоке и юге вставало застывшее в 12-балльном тектоническом шторме каменное море. Были в этом «море» седые от снегов гребни «волн» и зеленые впадины между ними, «флотилии» городов с белыми парусами высотных зданий и «челны» чабанских хижин под самыми гребнями, на катунах.
Но июньское солнце начало припекать, и оба моря — Адриатическое и каменное — заволокло маревом.
Ведомые молодыми, мы пересекли скальную террасу и вступили под своды мавзолея Петра Негоша. Петр II Петрович Негош — митрополит и правитель Черной Горы, выдающийся поэт и философ, автор «Горного венца», кумир черногорцев и гордость южных славян. Он умер в 1851 году и завещал, чтобы его похоронили на Ловчене. В часовне мавзолея, под куполом, выложенным золотой мозаикой, возвышается гранитная скульптура сидящего Негоша, воссоздавая живой облик человека могучей силы, необыкновенной физической и духовной красоты. На его колене книга, а за плечами орел. Портик и два марша ступеней ведут из часовни в крипту, где в саркофаге находятся останки великого черногорца, пламенного друга России. Крипта выложена серым мрамором. Над саркофагом высечены имя, годы жизни Негоша, крест и двуглавый орел — символы его духовной и государственной власти.
Посещение молодыми мавзолея и часовни Негоша — это как венчание в храме. Отсюда они направляются снова в Цетине, где в городской скупщине регистрируют свой брак.
На катун, в «потомственное имение» Джуро Марковича прибыли мы около полудня. Столы были накрыты на воле. Дед Джуро первым поздравил молодых, преподнес им пригубить из бутыли-плетенки домашней лозовачи — виноградной водки и пустил ее по кругу. Родные и гости вручили новобрачным щедрые подарки.
После традиционных здравиц и первой закуски молодежь начала «вязать коло», то есть водить хоровод. Любуясь вихревым танцем, старый мудрый чабан толковал мне:
— В хороводе, как говорили еще наши деды, нет ни богатых, ни бедных, ни старых, ни молодых, ни министра, ни чабана — все равны. И всякий может сомкнуть свои руки с кем хочет...
В хороводе, продолжал чабан, происходят смотрины парней и девушек, их знакомство, первые разговоры, шутки, заигрывания. Выбор суженого и суженой. Не зря же ведущий хоровод начинает с частушки: «Руки белые сомкните, в очи черные глядите!» Тут девушка, нисколько не унижая своего достоинства, может показать свою благосклонность приглянувшемуся ей парню. Раньше у девчат была припевка: «Как послала меня мать — в хороводе танцевать — в хороводе танцевать — себе парня подобрать...»
Вел хоровод, диктуя быстрый ритм, шафер жениха. За ним шли невеста и жених. Свирель, гармонь, волынка, скрипка и тамбур пели о счастье. Молодые — и он, и она — были статны, красивы, смуглы, чернявы, кареглазы. Замечено, что супруги, прожившие долгую ладную совместную жизнь, становятся на закате своих дней похожими друг на друга. А эти уже казались братом и сестрой. В народе говорят, что такая схожесть — примета счастливой семейной жизни. Дай-то им Бог!
...Наверное, с генами закладываются в сознании человека идеалы мужской и Женской красоты. Очевидно, носителями ее для сына являются мать и сестра, для дочери — отец и брат. Прежде всего и чаще всего... Сердце парня-динарца обычно волнует девушка своего, как говорится, племени, динарского облика. Парень, как и девушка динарских территорий — Черной Горы, Далмации, Сербии, — «умирают по черным глазам», пользуясь песенной метафорой.

Девушка в песнях мечтает о том времени, когда она выйдет замуж и родит «черноглазого и черноволосого сына». Черноглазый сын, черноокая дочь — вот динарский (югославянский) идеал. «За двух голубоглазых гроша бы не дала, за молодого черноокого и тысячи дукатов не пожалела бы!» — поется в девичьей песне. А вот песенный портрет красавицы: «Красива — красивее быть не может, высока и стройна, брови — две пиявки, очи — две ягоды терновника, коса — крыло вороново».
Вспоминаю разговор с такой вот красавицей, дочерью моего белградского коллеги-журналиста и друга. Супруга его угощала нас кофе, когда она вернулась с Ташмайданского стадиона, где проходили международные состязания по плаванию. Один наш пловец установил новый рекорд. Девушка то ли не расслышала, то ли забыла его фамилию.
— А каков он из себя? — спросил я.
— Высокого роста, плечист, атлетического телосложения, лицо правильное, нос греческий, — скульптурно «лепила» она советского чемпиона.
— Значит, красивый?
— Нет, русый и голубоглазый, — простодушно опровергла сербиянка мое «предположение» само собой разумеющимся для нее каноном.
Издревле воплощавший в себе понятия мужской красоты, гайдук в народных песнях, сказах и притчах — «черноок и широколоб», «мрачного взгляда», «с темными усами от уха до уха».
Рост, стать — важные слагаемые идеала черногорцев. И не только в отношении мужчин. «Дробную и малую в жены не беру», — говорят горцы. «Зареклась и поклялась — не пойду за маленького!» — вторит им девичий хор... Черногорец, проводив взглядом высокую статную девушку или женщину, не преминет сказать с восхищением: «Такие родят героев!»
Да и народный костюм черногорцев скроен и сшит так, чтобы подчеркнуть мужскую, воинскую стать. Круглая низкая кепка без козырька, надеваемая чуть набекрень, не скрывает крупную голову юноши, жилетка и короткий кафтан в сочетании с широким поясом подчеркивают его стройность и рост. Огненные цвета костюма, золотое шитье, галуны, шнуры, инкрустированный пистолет за поясом — все это как бы служит фоном, на котором вырисовывается во всей красоте «мышца бранная».
Динарским Аполлоном называли балканские и европейские современники Петра Негоша. Ростом он был более двух метров и отличался пропорциональностью телосложения, а лицо его с выточенными чертами, проникнутое глубокой одухотворенностью, могло послужить идеалом для художников и времен Фидия, и итальянского Ренессанса, и для нынешних европейцев. Сам Негош знал свои достоинства. «Благодарю тебя, Господи, — писал он в «Завещании», — за то, что ты на Земле выделил меня из миллиона, украсив духом и телом».
...Несколько десятилетий на югославском эстрадном небосклоне сияла звезда Ольги Янчевецкой, ныне покойной русской певицы, оказавшейся по воле судьбы в эмиграции. Однажды я спросил ее, какой из исполнявшихся ею романсов пользовался наибольшей популярностью у публики.
— Конечно же, «Очи черные», — улыбнулась певица. — Он был шлягером трех поколений на моем веку. Думаю, таким и останется, пока на земле южных славян рождаются девочки с черными глазами.

Рождение юнака

Как-то я познакомился с двумя черногорцами и черногоркой — отцом, участником народно-освободительной войны, его сыном — крупным инженером и женой сына — молодой женщиной, археологом по специальности, преуспевавшей на научной ниве. Прошло какое-то время, и вдруг в белградском корпункте «Правды» раздается телефонный звонок. Звонит тот самый героический боец. Справляется, как дела, как со временем, и радостно сообщает:
— У меня родился внук! Ты представляешь, теперь нас четверо: я, сын и два внука!
— А твоя жена и невестка? — вырвалось у меня.
— Они не в счет! — выпалил черногорец. — Заезжаю за тобой, и едем на славле! (Славле — празднование, торжество, юбилей.)
Хорошо, что у меня не было срочных заданий: отказать я не мог.
Славле был на славу. На столе были мед, ягнята и поросята... И чего только не было!.. И точно так же, как сто лет назад, воздух разрывала ружейная пальба в честь новорожденного.
Русский профессор А.Александров, живший в прошлом веке среди черногорцев и глубоко изучивший их быт и нравы, в своем труде «Черногорка в общественной и личной жизни» писал: «Когда родится мальчик, в Черной Горе трескаются высокие горы от радостных восклицаний и ружейной стрельбы, от веселых и сердечных поздравлений родных и знакомых со всех сторон, которые приносят дары новорожденному. Все радуются появлению на свет нового человека, новой силы, способной, когда придет его время, защитить свое дорогое отечество. Эта радость — результат исторических условий, которые создала в Черной Горе сама жизнь. Защищая в течение пяти веков свою свободу от турок, врага неизмеримо более могущественного, этот народ-ратник, естественно, хотел иметь больше воинов».
Все, чем была богата семья, в которой родился мальчик, выставлялось на стол. И всяк, поднимавший заздравную чашу, желал:
— Пусть вырастет героем!
Только герои могли отстоять свободу этого народа. Такова была гранитная логика его бытия.
Первой и последней игрушкой мальчика был меч. Сызмала он готовился к битвам и невзгодам, закаляя тело, тренируя «руку возмездия».
Рождение дочери салютом не сопровождалось. Вся семья испытывала какой-то ложный стыд. Отец ходил грустным и на вопросы о ребенке и его здоровье обычно отвечал:
— Простите, у меня родилась дочь.
Если же ему с расспросами досаждали, то он мог ответить:
— Родилась та, которая рождает героев.
И этот ответ более соответствовал истинному положению вещей. Девочка и девушка росла в семье, окруженная заботой и любовью, как и ее брат. В детстве она засыпала под колыбельную, которая по своему складу и напеву походила на эпические речитативы:
«Расти, дочка, пока не вырастешь,
А вырастешь — станешь красавицей,
Выйдешь замуж за парня-юнака!»
Юнак-отец, юнак-брат, юнак-муж, юнак-сын — таковыми были идеалы, внушаемые ей с детства у родного очага матерью и отцом. Они растили дочь в спартанских условиях по закону дедов, верной опорой своему будущему мужу, в котором она заранее видела храброго защитника своей семьи, своей родины. Родители, желая выразить своей любимице нежность и любовь, обращались к ней со словами: «сын мой» или «сынок». Обычай этот был распространен не только в Черной Горе, но и в Сербии, в Македонии...
Авторитет «мужской головы», будь то мальчик или подросток, был выше авторитета любой женщины, даже пожилой. Черногорец, отвечая на поставленный ему вопрос, сколько у него детей, не брал в счет дочерей. Девять сыновей — девять детей. Десять дочерей, но ни одного мальчика — значит, ни одного ребенка.
Исторически сложившуюся униженность женщины, писал А.Александров, можно было наблюдать в ее и семейной, и общественной жизни — всюду и всегда мужчины имеют преимущество, и женщины им уступают, мужчина везде впереди, а женщина сзади.
Пустяковой причины было достаточно мужу, чтобы отказаться от жены, расторгнуть брачные узы. До недавнего прошлого развод совершался с соблюдением весьма простого обряда: муж брался за один конец пояса, жена — за другой, пояс рассекали посредине, и они расходились всяк по себе. В некоторых местностях муж отрезал кусок материи от своего кафтана, жена — от своего, бросали эти куски друг другу и расставались. Однако муж был обязан вернуть жене все приданое, все ее личные вещи и заплатить пo одному цехину (Цехин — золотая венецианская монета.) за каждый год совместной жизни.
Исключительной редкостью в Черногории был внебрачный ребенок. Если такое случалось, не было большего бесчестья и позора. Племенное право признавало только одно искупление — смерть. Убить дочь должны были родители.
Такими суровыми были законы лютых скал. Нынешним поколениям черногорцев они, как и нам, представляются дикими. Но в сознании их дедов и прадедов эти законы и обычаи крепили семью — воинскую, по своему существу, единицу братства, племени, Черной Горы.
Однако при всем своем неравноправном положении женщина в Черногории никогда не низводилась до существа низшего разряда, как это было на Востоке.
Сербский литератор Любомир Ненадович в своих письмах из Черной Горы прошлого века дивился духовной красоте и моральной силе ее женщин. О ней слагали стихи поэты, пели песни гусляры.
Писатель, историк и этнограф Марко Вуячич одну из книг многотомной монографии «Знаменитые черногорские и герцеговинские герои» посвятил женщинам. Он создал целую галерею реалистических портретов черногорок, которые встали вровень со своими отцами, братьями и мужьями по храбрости и рыцарству.
...В новой Югославии патриархальный уклад стал уходить в прошлое, как вода уходит в песок. Но не всюду почвы песчаные. Не сразу исчезают из людских отношений каноны патриархальной семьи... Часто, утратив свой изначальный смысл, они продолжают существовать в каких-то новых формах.
По неизменному обычаю предков в Черногории, в Сербии, в Македонии отец или мать выражают высшую степень любви и ласки к своей дочери, величая ее именем «сын мой», «сыночек».
Комплекс «мужской головы» остался в народном сознании, пусть даже, как в сказке, остался домовой — хранитель очага...
Однажды я с женой и детьми остановился на несколько отпускных дней в кемпинге возле города Петровац на Море. По соседству с нами разместилась черногорская семья: отец — юрист, мать — домохозяйка, два сына — студенты и дочь — ученица последнего класса гимназии. Мы подружились. Вместе ходили купаться. По очереди приглашали друг друга на чашку кофе после сиесты... Наши палатки стояли метрах в десяти, а газовые плитки — и того ближе... Как-то под вечер черногорка стряпала ужин, а дочка помогала ей. Обе вполголоса вывязывали тонкий узор старой-престарой песни, в которой грустных ниточек было больше, чем светлых. Когда песня закончилась, дочка вздохнула и серьезно сказала:
— Мама, и зачем ты меня родила девочкой?!
— Сыночек ты мой, но ведь кому-то нужно рожать, — так же серьезно и, словно бы оправдываясь, ответила ей мать.
Но вернемся на славле к моему черногорскому другу. Оставив на минуту мужское общество, я подошел к колыбельке, над которой склонилась мать. Спросил о ее планах.
— Год покормлю его грудью, чтобы приобрел иммунитет и рос богатырем, а затем в экспедицию, на раскопки: теперь я мать двух черногорцев и обеспечила себе полное право на эмансипацию, — рассмеялась она. — Свекор и муж счастливы и готовы сами нянчить и воспитывать продолжателей своего
рода.
Кивком головы я выразил с ней солидарность.
Через год она действительно была в экспедиции. Дети росли богатырями.

«Кровь не вода»

От города Ульциня до села Загоня спидометр не накручивает и пяти километров. Но расстояния измеряются не только мерой длины...
Высокая ограда, массивная стальная дверь...
— Мой дом — моя крепость, — говорит с грустью югославский коллега.
Скрежещут засовы, звякают щеколды, и ворота медленно открываются. В глубине просторного двора большой приземистый дом, словно бы притаился, спрятавшись от прохожих и приезжих. Гостей встречают одиннадцать пар детских глаз. Настороженных, однако с искорками любопытства. Стоят ребятишки как вкопанные. Один, росленький, отделился. Подходит к коллеге, разглядывая фотоаппарат и магнитофон.
— Как зовут тебя?
— Бечо.
— А сколько тебе лет?
— Десять.
— В школу ходишь?
— Нет.
— А читать-писать можешь?
— Могу. И стихи умею декламировать.
— Кто же тебя научил?
— В школу нам, мужским головам, нельзя, — пояснил вместо Бечо его брат постарше, представившийся Сулейманом. — Но мы все грамотные. Учат нас отцы и дядья, а также сестры. Сестрам в школу можно.
— А мне еще вот он помогает, — Бечо указал на мальчика, стоявшего чуть поодаль, у грабарской тачки. — Его зовут Зоран Йоветич. Мы одногодки и друзья. Он в четвертом классе учится, каждый день к нам заходит, рассказывает мне по учебникам уроки, потом мы играем...
— Жаль, что Бечо не может прийти ко мне, — тихо проронил Зоран. — А я очень бы хотел, чтобы он пришел.
— Мы со двора никуда не выходим, — словно бы оправдываясь, сказал Бечо. — Поэтому к Зорану я не могу пойти. И никогда, наверное, не смогу. В школу тоже. Хотелось бы увидеть — какие они такие — парты? И как учителя уроки спрашивают. До школы от нас совсем недалеко.
Все мужское население дома уже было во дворе: отец Бечо — Хасан, его родные братья, сыновья и племянники. Они слушали Бечо и Сулеймана и молчали.
Стоявший в дверях парнишка с гармоникой сел на каменный приступок и начал перебирать клавиши, еле слышно наигрывая напевную мелодию.
— Мой брат Рамазан, — кивнул в его сторону Бечо. — Ему уже четырнадцать... Он целый день готов не расставаться со своей гармоникой. В ту неделю наигрался вдосталь на свадьбе Дилаверы. Это наша родная сестра...
Семь женихов засылали сватов просить руки двадцатилетней Дилаверы. Выбирала красавица. Наконец выбрала, Ровню — во всех отношениях. Свадьбу сыграли богатую, веселую. А когда зять уводил молодую из родительского дома, Хасан, дядья Цафо, Фадил и Мето, братья родные и двоюродные по линии отца — а их по пальцам двух рук не пересчитаешь — простились с ними во дворе. За ворота им нельзя. Там всякую мужскую голову семьи Кученичей, будь то юноша или мужчина в зрелых годах, ребенок или старик, подстерегает смерть. Все они пленники дикого обычая предков — кровной мести.
Были времена, когда эта напасть свирепствовала подобно эпидемии. Ее даже называли красной чумой Черной Горы.
«Народ, геройски воевавший против турок, против Наполеона, сам пускал себе кровь, — замечал Владимир Дворникович, рисуя картину первых десятилетий XIX века. — Черная Гора тех поколений являла собой поприще неукротимых инстинктов, пламенных страстей и необузданного своеволия».
Кровная месть возникала чаще всего на почве племенной розни. А племенная рознь вспыхивала подобно копне сухого сена на ветру от первой случайной искорки. То ли из-за межи, то ли из-за неподеленного пастбища, водоема. Вспыхивала из-за кем-то сказанного сгоряча обидного слова. Межплеменную вражду разжигали турки. Разделяя черногорцев, они пытались укреплять свою власть над ними.
Племя мстило племени, братство — братству, люди убивали людей, которых иногда знать не знали, в глаза не видели. Иногда кровная месть распространялась на всякого мужского представителя племени. По жестоким законам вендетты кровью платят невинные.
Кроме того, существует месть кровью. К примеру, кто-то, случайно ли, преднамеренно ли, убивает человека. Брат или отец убитого, осведомленные, что статьи «око за око, зуб за зуб» в уголовном кодексе нет, присваивают себе функции высшей судебной инстанции и исполнителей приговора. Они убивают убийцу.
Или же месть за поруганную честь. В середине семидесятых нашумел один случай, происшедший в Черногории. Крестьянскую девушку на пути из своего села в соседнее повстречал местный парень и изнасиловал. Насильника арестовали. Был назначен суд. В день слушания подобных дел милиция тщательно проверяла входящих в зал заседаний, как бы не пронесли оружия. Отец пострадавшей знал об этом. И пронес пистолет накануне, припрятав его за бачок в туалете. На следующее утро приговор был опережен самосудом. Крестьянин подошел к скамье, на которой сидел парень, обесчестивший его дочь, и в упор выстрелил ему в лоб. Самосуд по закону республики карается жестоко. Вершат ли его мужчина или женщина, своими руками или руками наемников...
Пережитки патриархально-племенного уклада — одна, а темперамент — другая сторона медали кровной мести и мести кровью. «Кровь не вода», — любят говорить черногорцы, часто добавляя: «А братство — не репа без корня». Во имя братства кровь проливалась иногда, как вода...
Но я расскажу об одном, к великому счастью, не состоявшемся убийстве и могущей последовать за ним кровной мести. Разыгралась драма в маленьком городке. Двое из трех ее участников были моими знакомыми: брат и сестра из интеллигентной черногорской семьи, оба с высшим гуманитарным образованием. Брат, находившийся на временной работе в Швейцарии, приехал навестить мать и сестру и, зайдя в местную Скупщину, повздорил с чиновником из-за пустяка. В пылу ссоры произошел обмен оскорбительными словами. Были свидетели. Чиновник, годами старше, положением солиднее, сказал, что он своего обидчика — «этого пацана» — пристрелит. После ссоры молодой человек благополучно отбыл в Швейцарию и возвратился в родной городок через два года. Проведавший об этом чиновник подкараулил его на перекрестке и среди бела дня открыл по нему стрельбу из пистолета. Молодой человек, убегая, отстреливался. Пуля слегка задела чиновника... Еще года через два сестра молодого человека досказала мне развязку инцидента:
— Видите ли, у нас в семье одна мужская голова... Когда это с братом случилось и возникла реальная опасность, что он будет убит, я приобрела пистолет. А кому, кроме меня, вершить месть? Отца и братьев у него нет. Вот я и овладела этим не столь сложным видом оружия. И научилась стрелять не как-нибудь, а без промаха, наверняка. Я счастлива, что все закончилось миром. Но произойди непоправимое, можете не сомневаться, я бы отомстила за брата по-мужски.
И хотя эта девушка казалась созданием нежным, беззащитным — я ей поверил. Ее решимость вдруг с необычной определенностью прочиталась в глазах, обозначилась строгими чертами на милом личике, прозвучала металлом в голосе... У черногорцев прежде был такой обычай. Если в семье погибает или умирает последняя «мужская голова», над домом вывешивается черный флаг, мать и жена надевают платки, юбки и кофты черного цвета и носят их всю жизнь, а одна из девушек или женщин дает обет безбрачия, облачается в мужскую одежду, навешивает на пояс оружие. Племя относится к ней как к мужчине. Она наравне с другими мужчинами участвует в сборах, представляет интересы семьи.
...Хорошая, дорогая у Рамазана гармоника. Замечательный слух у парня. Услышит один раз по радио или телевидению песню, которая тронет его сердце, тут же подберет ее на гармонике.
— Ему бы учителя, — говорит Хасан. — Из него бы получился настоящий музыкант!
— Эх, в музыкальную школу бы мне, — печально вторит отцу Рамазан.
Из дома выходит супруга Хасана Эса. Предлагает гостям напитки, кофе, приглашает остаться на обед. Ей помогает дочка — восемнадцатилетняя Игбала. Утром они вдвоем ходили на базар в Улцинь, продали овощи, фрукты со своего сада и огорода. Женщинам этого дома можно выходить за пределы двора свободно и безбоязненно: на них кровная месть не распространяется. Видят Игбалу парни на селе и в городе. Стали засылать сватов. С дочерьми Хасану и его братьям легче. А вот сыновей женить — проблема. Какая девушка отважится обречь себя на брак с человеком, приговоренным к смерти, родить от него смертника-сына? Младший брат отцовского — Хасанова поколения Кучевичей — Мето женился на тридцать седьмом году.
— Друзья искали мне невесту, — рассказывает Мето. — Долго искали... Отказывали девушки. Оно и понятно... А вот она — Хавае из Шаса — согласилась. Спасибо ей! Живем мы в любви и ладу, двое детишек у нас родилось. Джеваду полтора года, Севдз — три месяца... Сам себя иногда спрашиваю: в чем виноват мой Джевад? Неужели и ему придется жить, не выходя за эту ограду?
...О веревке в доме повешенного, как известно, не говорят. Когда и по чьей вине возникла ссора, а за ней — вражда между двумя семьями и кто первым пролил кровь?.. Чужая душа потемки... В печати сообщалось, что 15 сентября 1965 года Цафо Кучевич убил двух братьев Маридитов — крестьян соседнего села Пистуле. В пылу ли ссоры или мстя за ранее пролитую кровь? Об этом не говорилось. А спросить не нашлось у кого. Убийца был приговорен к 15 годам заключения. Освободили его досрочно — через 11 лет и три месяца — за прилежный труд и примерное поведение. По закону республики человек получил право на волю. Фактически же заключение для него продолжается. За оградой семейного двора. Не о нем, однако, речь. Цафо совершил преступление. Страшное преступление. Но они — его братья и их дети, большинство из которых и появилось-то на свет после тех двух смертей — в чем и перед кем они виноваты?! Как можно позволить дикой, слепой, фанатичной традиции дамокловым мечом висеть над их невинными головами?!
...У черногорцев существует замечательная традиция — «вече примирения», где мирятся самые заклятые враги и разрешаются самые давние споры.
Хочется верить, что эта традиция окажется самой стойкой у народа лютых скал.

Источник

По дорогам мира. Часть II

Осколки далматинских впечатлений

Далмация — чудесный край. Вероятно, это оттого, что здешняя природа лишена вялой, «великосветской», оранжерейной красы; пляжи тут не устилают берега сплошной лентой: они скрыты створками каменных утесов, точно драгоценные жемчужины. А сверху над ними картина жестокой борьбы человека со скупой природой сменяется пестрой акварелью необозримых альпийских лугов. И снова ряды крохотных террасных полей, еще ниже — пейзаж со стройными кипарисами и раскидистыми туями, который, неизвестно почему, называют «библейским». И, наконец, неисчерпаемое разнообразие видов лазурного моря и бухт, невольно вызывающих мечтательные вздохи: «Эх, вот бы нам домой одну такую, совсем маленькую, с двадцатью метрами песчаного пляжа...»

А за местечком Слано попадаешь в фантастический край. Человек натаскал откуда-то плодородной почвы и засыпал ею круглые впадины, напоминающие лунные кратеры, предварительно очистив их от камней. Тонны этих камней перетащил он на собственном горбу, чтобы сложить из них высокие стенки. И вот всюду пролезающие овцы могут только сверху взирать на сочную зелень этих «лунных» полей: она принадлежит человеку. Он засеял искусственные садики Семирамиды кукурузой и луком, а овцам оставил окрестную сушь. И они ищут среди камня полусухие былинки...

Еще в Белграде один наш чешский друг, вручая пару страничек машинописного текста, сказал:
— Может, вам это пригодится. Я тут припомнил для вас кое-какие достопримечательности по маршруту. Не забудьте остановиться в Илидже и попробовать «пастрмке» — форель. Ее там великолепно готовят на масле.

Да простят нас: форели мы в Югославии не отведали. Пришлось наверстывать время, потерянное при задержке «по причине моста Франца-Иосифа», поэтому мы не попали ни к истокам реки Босны, ни в Илиджу. Не смогли мы также воспользоваться добрым советом и в отношении Дубровника. В записях рядом с его названием было написано: «Нуль метров над уровнем моря, 19 тысяч жителей, интересного с точки зрения фотографирования — на три дня, прочих достопримечательностей — не менее чем на неделю».

Когда мы въехали в оживленный Дубровник, до захода солнца оставалось часа два с половиной. Животы подвело, так как мы с утра ничего не ели. Мясной суп, жареная морская рыба, по глотку красного вина — обед и ужин разом, наскоро написали открытку домой — и снова в путь!

— Если у нас нет возможности снимать тут три дня, то лучше вообще не снимать. Завтра мы должны быть на албанской границе, там нас ждут Ярослав Новотный и уйма дел. Сегодня можно проехать еще несколько километров в запас.

— Согласно карте в Купари лагерь для автотуристов!

Под платанами «Маленького рая» (так преподносит его реклама) современные кочевники разбили свои пестрые шатры. Рядом — «стойбище» бензиновых ослов, коней и верблюдов: От мотоциклов и малюток «рено» до «олимпий», способных тянуть целое жилище на колесах. Туристы — французы, немцы, англичане, бельгиец и голландка — разглядывают наши «татры-805», которые не поместились на стоянке и остались прямо на асфальте, в двух метрах от волн Адриатического моря.

— Это вполне «совершеннолетняя» машина, — признают они. — А в этих прицепах вы живете?
— Нет, там у нас курятник, чтобы ежедневно иметь свежие яйца.
Туристы завидуют:
— Понятно, отличная мысль. Какое комфортабельное путешествие!

Бока Которская

Свою «Белую гору» Сербия пережила на 231 год раньше, чем наша страна (Авторы имеют в вицу сражение на Белой горе под Прагой в 1620 году, когда в результате поражения чешских войск, боровшихся за независимость свози страны, Чехия на 300 лет потеряла политическую самостоятельность и превратилась в австрийскую провинцию Богемию.). В Сербии владычество иноземных завоевателей продолжалось без малого пятьсот лет. С того рокового 1389 года, когда османский султан разбил на Косовом поле войско сербского князя Лазаря, турки формально начали господствовать и над Черногорией. Но фактически они никогда не стали правителями черногорцев.

Границу Черногории мы пересекли недалеко от Груды, а вскоре незаметно проникли в знаменитую Боку Которскую. Чтобы долго не интриговать читателя, скажем сразу: Бока (Бока — во многих славянских языках (чешском, сербском и др.) залив, бухта.) Которская — это удивительный водный лабиринт; идеальная, со всех сторон огороженная высокими горами бухта, узеньким выходом соединенная с морем. Бесчисленны были попытки завоевать ее: иллирийцы, римляне, византийцы, греки, турки, венецианцы, австрийцы. Этим последним оккупантам пришлось в Боке Которской несладко в январе 1918 года, накануне свержения австрийской монархии, когда здесь вспыхнуло известное Которское восстание матросов.

От городка Херцег-Нови, где мы впервые столкнулись с Бокой, до города Котора сорок шесть километров. Но это лишь половина расстояния вдоль бухты: все ее побережье тянется на добрых сто километров. Чтобы сэкономить время вечно спешащим автомобилистам, особенно водителям грузовых машин, равнодушным к красотам здешней природы, между Каменари и противоположным берегом Боки устроен перевоз.

Мы тоже чуть было не соблазнились краткостью дороги. Но... Достаем из ящичка рулетку, измеряем машину с прицепом — 770 сантиметров. А паром, сооруженный из двух весьма ненадежных лодок, имеет в длину от края до края 775 сантиметров. Правда, мы выиграем километров двадцать-тридцать... А если паром накренится? Бензин дешевый, какой-нибудь час нас тоже не выручит. Решение помогли принять местные шоферы: «Нам некогда ждать, пока вы надумаете!» Грузовик с закрытым брезентовым кузовом уже стоит на пароме, за ним въезжает легковая машина. Следующего рейса мы ждать не станем.

— И не ждите, — произносит кто-то за нашей спиной по-чешски. — Дорога по берегу бухты хорошая и интересная.

Земляк. Родом из моравской деревушки:
— Из Тршебича я. Только уж очень давно это было. В Черногорию я попал почти полвека назад, в двенадцатом году.

В подобных ситуациях времени хватает как раз на биографию, изложенную телеграфным стилем. Сначала мясник и колбасник, потом матрос: «Сами знаете, желание побродить по свету, а молодости море по колено; потом долгие годы работы здесь в арсенале. И вернулся бы домой, если... — голос старого Ржиги дрогнул, — если бы не потерял тут сына, в этих самых местах».

Он показывает на удаляющийся паром:
— Сын был механиком на такой же посудине.
Однажды началась гроза, и его убило молнией...

Выезжаем из Каменари, разговаривать не хочется. Неужели эта бухта способна убивать? Этакая веселая и невинная девочка в нарядном платьице, с большим синим бантом. Сверху на нее гордо смотрят горы, пухлые облачка шаловливо играют с ней в прятки. А девочка-франтиха словно переодевается, в каждой излучине ловко меняя свои наряды. Вот она уже в длинном вечернем платье; полными пригоршнями раскидывает по глади ослепительно сияющие жемчужины, как бы приглашая: «Пойдите со мной в хоровод, стройные богатыри гор...»

Но иногда девочку охватывает печаль, и она плачет, плачет навзрыд. От Рисана, самого дальнего уголка бухты, до Црквице всего лишь несколько километров, а Црквице — место, известное всем метеорологам. «4 600 миллиметров осадков в год»,— сухо сообщает статистика об этом самом мокром месте в Европе.

Проезжаем Пераст. Узкая асфальтовая дорога извивается змеей, и не будь у нас на коленях карты, мы не смогли бы ориентироваться в этой карусели. Стрелка компаса крутится, восток то справа, то слева. Но что творится вокруг! По бирюзовой глади Боки словно подплыли два островка, на одном церквушка...

— А другой еще не занят, — говорит Роберт, когда мы остановились и достали фотоаппараты.— Тут можно было бы построить санаторий. А по возвращении из путешествия я бы с удовольствием поработал в неврологическом отделении. Вот где лечить-то!

Наш «проект» словно подтвердила маленькая деревня, притулившаяся на левом берегу. Она называлась Доброта.

Двадцать пятый поворот

У нас захватило дух, когда мы взглянули наверх. Ехали мы, ехали, приковав взоры к воде, и вдруг очутились в ловушке. Конец бухты, конец сказки Котора.

Когда-то в фильме о Средней Азии мы видели охоту на горных диких козлов. Охотники окружили стадо и загнали его на высокую скалу. И все-таки половина животных уходит от преследователей: козлы отважно бросаются в глубину, отталкиваясь ногами от скал.

Нас неведомые «преследователи» загнали в тупик на краю бухты. Загородили путь к отступлению — и давайте, козлы, наверх, в горы! Туда, на крутые скалы, где какой-то феодал понастроил крепостных стен, как будто эти кручи сами по себе недостаточная защита! Голова начинает кружиться, когда взглянешь в лицо надменным горам, когда увидишь каменные барьеры дороги и примешься считать ее виражи, вырубленные в отвесной стене. Последние повороты где-то на вершине скрываются в облаках. Мы объехали полсвета, но подобного не встречали даже в Кордильерах. Как будут вести себя наши «татры-805»?

Наполняем бензобаки до краев (с каким-то торжественным чувством, словно собираемся на великую битву), Ольда проверяет тормоза. Они обязательно понадобятся нам, как только мы вскарабкаемся наверх. Но до того времени главное слово предоставлено моторам.

В самом деле, удивительно, что об этой черногорской дороге так мало знают в Европе. Хорошо известны высокогорные трассы в швейцарских и австрийских Альпах. Но дорога, взбирающаяся из Котора на Ловчен, за несколько километров поднимается на тысячу метров.

— Здесь, на карте, возле самой дороги высотная отметка. Только никак не разберу, единица это или семерка. Не то 1 149 метров, не то 1 749.

Не успели мы и опомниться, как уже были в четырехстах метрах над Котором. Найти бы теперь местечко пошире, чтобы заснять Боку с птичьего полета. Улиточный след, по которому мы кружили всего час назад, теряется в туманной дали, горы расплываются, словно их задернули кисеей. На склонах, в которых вырублена дорога, тысячи маленьких стенок, плотин и галереи, сложенных из нескрепленного камня. Эти стенки свободно пропускают сквозь щели бурные потоки дождевой воды, отнимая у них губительную силу и не позволяя смыть в пропасть исполинские плоды человеческих рук. Тремя сотнями метров выше защитные стенки получили подмогу: здесь на пути стремительных потоков стоят одинокие сосны и туи, прочно укрепляя склоны своими узловатыми корнями.

Глубоко под нами, видимо в Троице, с небольшого аэродрома взлетает самолет. Вот он уже оторвался от земли. Забавно смотреть на летящий самолет сверху. Моторы наших «татр-805» упрямо поют свою песенку; они уже испытанные бойцы. Мы лезем вверх со скоростью семнадцать-восемнадцать километров в час.

— Заметь, Ольда, повороты пронумерованы.
Сейчас идет двадцать второй. Остановись на минутку, мы сделаем снимок.

Здесь работают три каменщика-черногорца, обтесывая известняковые плиты и сооружая из них защитную стенку.

Нет, они не хотят, чтобы их фотографировали, поворачиваются к нам спиной, а старый с негодованием протестует. И все же мы подружились: те услышали, что мы говорим на близком для них языке, что наши слова о том, какую важную работу они делают тут, звучат убежденно, что это не просто лесть. Сколько жизней сберегли их мозолистые руки, скольким шоферам придали уверенности эти каменные барьеры...

— Делаем, что умеем, — скромно говорит старый Блажо Вулович, — ведь в этом нет никакого чуда, посмотрите-ка.

Плиты — одна к одной, цемент в стыках скрепляет их в сплошную стенку, слегка наклоненную к проезжей части. После поворота стенка несплошная, плиты установлены с небольшими интервалами. Кое-где на них нанесены косые черные полосы, предупреждающие, чтобы шофер не заезжал так далеко.

— Немного выше обратите внимание на двадцать пятый поворот, — говорит один из молодых каменщиков. — Это бывшая граница между Австро-Венгрией и королевством Черногорией.

Слово «королевство» он выделяет особо: ведь это был островок независимости в море австрийского и турецкого порабощения.

На восемнадцатом километре от старта из Котора мы оказались в наивысшей точке перевала через Ловчен. Достаем из прицепов консервы и хлеб, чтобы пообедать на свежем горном воздухе и заодно предоставить моторам заслуженный отдых. Над нами возвышается вершина Ловчева, на ее склонах еще лежит снег.

— Слава богу, те тысяча семьсот метров, что отмечены на карте, относятся к Ловчену, — говорит Ольда. — А я уж думал, что эта дорога карабкается на самый верх.

Внизу смутно поблескивает гладь Боки, а над пропастями, выискивая добычу, парят горные орлы.

Источник