Осколки далматинских впечатлений
Далмация — чудесный край. Вероятно, это оттого, что здешняя природа
лишена вялой, «великосветской», оранжерейной красы; пляжи тут не
устилают берега сплошной лентой: они скрыты створками каменных утесов,
точно драгоценные жемчужины. А сверху над ними картина жестокой борьбы
человека со скупой природой сменяется пестрой акварелью необозримых
альпийских лугов. И снова ряды крохотных террасных полей, еще ниже —
пейзаж со стройными кипарисами и раскидистыми туями, который, неизвестно
почему, называют «библейским». И, наконец, неисчерпаемое разнообразие
видов лазурного моря и бухт, невольно вызывающих мечтательные вздохи:
«Эх, вот бы нам домой одну такую, совсем маленькую, с двадцатью метрами
песчаного пляжа...»
А за местечком Слано попадаешь в фантастический край. Человек
натаскал откуда-то плодородной почвы и засыпал ею круглые впадины,
напоминающие лунные кратеры, предварительно очистив их от камней. Тонны
этих камней перетащил он на собственном горбу, чтобы сложить из них
высокие стенки. И вот всюду пролезающие овцы могут только сверху взирать
на сочную зелень этих «лунных» полей: она принадлежит человеку. Он
засеял искусственные садики Семирамиды кукурузой и луком, а овцам
оставил окрестную сушь. И они ищут среди камня полусухие былинки...
Еще в Белграде один наш чешский друг, вручая пару страничек машинописного текста, сказал:
— Может, вам это пригодится. Я тут припомнил для вас кое-какие достопримечательности по маршруту. Не забудьте остановиться в Илидже и попробовать «пастрмке» — форель. Ее там великолепно готовят на масле.
— Может, вам это пригодится. Я тут припомнил для вас кое-какие достопримечательности по маршруту. Не забудьте остановиться в Илидже и попробовать «пастрмке» — форель. Ее там великолепно готовят на масле.
Да простят нас: форели мы в Югославии не отведали. Пришлось
наверстывать время, потерянное при задержке «по причине моста
Франца-Иосифа», поэтому мы не попали ни к истокам реки Босны, ни в
Илиджу. Не смогли мы также воспользоваться добрым советом и в отношении
Дубровника. В записях рядом с его названием было написано: «Нуль метров
над уровнем моря, 19 тысяч жителей, интересного с точки зрения
фотографирования — на три дня, прочих достопримечательностей — не менее
чем на неделю».
Когда мы въехали в оживленный Дубровник, до захода солнца оставалось
часа два с половиной. Животы подвело, так как мы с утра ничего не ели.
Мясной суп, жареная морская рыба, по глотку красного вина — обед и ужин
разом, наскоро написали открытку домой — и снова в путь!
— Если у нас нет возможности снимать тут три дня, то лучше вообще не
снимать. Завтра мы должны быть на албанской границе, там нас ждут
Ярослав Новотный и уйма дел. Сегодня можно проехать еще несколько
километров в запас.
— Согласно карте в Купари лагерь для автотуристов!
Под платанами «Маленького рая» (так преподносит его реклама)
современные кочевники разбили свои пестрые шатры. Рядом — «стойбище»
бензиновых ослов, коней и верблюдов: От мотоциклов и малюток «рено» до
«олимпий», способных тянуть целое жилище на колесах. Туристы — французы,
немцы, англичане, бельгиец и голландка — разглядывают наши «татры-805»,
которые не поместились на стоянке и остались прямо на асфальте, в двух
метрах от волн Адриатического моря.
— Это вполне «совершеннолетняя» машина, — признают они. — А в этих прицепах вы живете?
— Нет, там у нас курятник, чтобы ежедневно иметь свежие яйца.
Туристы завидуют:
— Понятно, отличная мысль. Какое комфортабельное путешествие!
— Нет, там у нас курятник, чтобы ежедневно иметь свежие яйца.
Туристы завидуют:
— Понятно, отличная мысль. Какое комфортабельное путешествие!
Бока Которская
Свою «Белую гору» Сербия пережила на 231 год раньше, чем наша страна
(Авторы имеют в вицу сражение на Белой горе под Прагой в 1620 году,
когда в результате поражения чешских войск, боровшихся за независимость
свози страны, Чехия на 300 лет потеряла политическую самостоятельность и
превратилась в австрийскую провинцию Богемию.). В Сербии владычество
иноземных завоевателей продолжалось без малого пятьсот лет. С того
рокового 1389 года, когда османский султан разбил на Косовом поле войско
сербского князя Лазаря, турки формально начали господствовать и над
Черногорией. Но фактически они никогда не стали правителями черногорцев.
Границу Черногории мы пересекли недалеко от Груды, а вскоре незаметно
проникли в знаменитую Боку Которскую. Чтобы долго не интриговать
читателя, скажем сразу: Бока (Бока — во многих славянских языках
(чешском, сербском и др.) залив, бухта.) Которская — это удивительный
водный лабиринт; идеальная, со всех сторон огороженная высокими горами
бухта, узеньким выходом соединенная с морем. Бесчисленны были попытки
завоевать ее: иллирийцы, римляне, византийцы, греки, турки, венецианцы,
австрийцы. Этим последним оккупантам пришлось в Боке Которской несладко
в январе 1918 года, накануне свержения австрийской монархии, когда
здесь вспыхнуло известное Которское восстание матросов.
От городка Херцег-Нови, где мы впервые столкнулись с Бокой, до города
Котора сорок шесть километров. Но это лишь половина расстояния вдоль
бухты: все ее побережье тянется на добрых сто километров. Чтобы
сэкономить время вечно спешащим автомобилистам, особенно водителям
грузовых машин, равнодушным к красотам здешней природы, между Каменари и
противоположным берегом Боки устроен перевоз.
Мы тоже чуть было не соблазнились краткостью дороги. Но... Достаем из
ящичка рулетку, измеряем машину с прицепом — 770 сантиметров. А паром,
сооруженный из двух весьма ненадежных лодок, имеет в длину от края до
края 775 сантиметров. Правда, мы выиграем километров
двадцать-тридцать... А если паром накренится? Бензин дешевый,
какой-нибудь час нас тоже не выручит. Решение помогли принять местные
шоферы: «Нам некогда ждать, пока вы надумаете!» Грузовик с закрытым
брезентовым кузовом уже стоит на пароме, за ним въезжает легковая
машина. Следующего рейса мы ждать не станем.
— И не ждите, — произносит кто-то за нашей спиной по-чешски. — Дорога по берегу бухты хорошая и интересная.
Земляк. Родом из моравской деревушки:
— Из Тршебича я. Только уж очень давно это было. В Черногорию я попал почти полвека назад, в двенадцатом году.
— Из Тршебича я. Только уж очень давно это было. В Черногорию я попал почти полвека назад, в двенадцатом году.
В подобных ситуациях времени хватает как раз на биографию, изложенную
телеграфным стилем. Сначала мясник и колбасник, потом матрос: «Сами
знаете, желание побродить по свету, а молодости море по колено; потом
долгие годы работы здесь в арсенале. И вернулся бы домой, если... —
голос старого Ржиги дрогнул, — если бы не потерял тут сына, в этих самых
местах».
Он показывает на удаляющийся паром:
— Сын был механиком на такой же посудине.
Однажды началась гроза, и его убило молнией...
— Сын был механиком на такой же посудине.
Однажды началась гроза, и его убило молнией...
Выезжаем из Каменари, разговаривать не хочется. Неужели эта бухта
способна убивать? Этакая веселая и невинная девочка в нарядном платьице,
с большим синим бантом. Сверху на нее гордо смотрят горы, пухлые
облачка шаловливо играют с ней в прятки. А девочка-франтиха словно
переодевается, в каждой излучине ловко меняя свои наряды. Вот она уже в
длинном вечернем платье; полными пригоршнями раскидывает по глади
ослепительно сияющие жемчужины, как бы приглашая: «Пойдите со мной в
хоровод, стройные богатыри гор...»
Но иногда девочку охватывает печаль, и она плачет, плачет навзрыд. От
Рисана, самого дальнего уголка бухты, до Црквице всего лишь несколько
километров, а Црквице — место, известное всем метеорологам. «4 600
миллиметров осадков в год»,— сухо сообщает статистика об этом самом
мокром месте в Европе.
Проезжаем Пераст. Узкая асфальтовая дорога извивается змеей, и не
будь у нас на коленях карты, мы не смогли бы ориентироваться в этой
карусели. Стрелка компаса крутится, восток то справа, то слева. Но что
творится вокруг! По бирюзовой глади Боки словно подплыли два островка,
на одном церквушка...
— А другой еще не занят, — говорит Роберт, когда мы остановились и
достали фотоаппараты.— Тут можно было бы построить санаторий. А по
возвращении из путешествия я бы с удовольствием поработал в
неврологическом отделении. Вот где лечить-то!
Наш «проект» словно подтвердила маленькая деревня, притулившаяся на левом берегу. Она называлась Доброта.
Двадцать пятый поворот
У нас захватило дух, когда мы взглянули наверх. Ехали мы, ехали,
приковав взоры к воде, и вдруг очутились в ловушке. Конец бухты, конец
сказки Котора.
Когда-то в фильме о Средней Азии мы видели охоту на горных диких
козлов. Охотники окружили стадо и загнали его на высокую скалу. И
все-таки половина животных уходит от преследователей: козлы отважно
бросаются в глубину, отталкиваясь ногами от скал.
Нас неведомые «преследователи» загнали в тупик на краю бухты.
Загородили путь к отступлению — и давайте, козлы, наверх, в горы! Туда,
на крутые скалы, где какой-то феодал понастроил крепостных стен, как
будто эти кручи сами по себе недостаточная защита! Голова начинает
кружиться, когда взглянешь в лицо надменным горам, когда увидишь
каменные барьеры дороги и примешься считать ее виражи, вырубленные в
отвесной стене. Последние повороты где-то на вершине скрываются в
облаках. Мы объехали полсвета, но подобного не встречали даже в
Кордильерах. Как будут вести себя наши «татры-805»?
Наполняем бензобаки до краев (с каким-то торжественным чувством,
словно собираемся на великую битву), Ольда проверяет тормоза. Они
обязательно понадобятся нам, как только мы вскарабкаемся наверх. Но до
того времени главное слово предоставлено моторам.
В самом деле, удивительно, что об этой черногорской дороге так мало
знают в Европе. Хорошо известны высокогорные трассы в швейцарских и
австрийских Альпах. Но дорога, взбирающаяся из Котора на Ловчен, за
несколько километров поднимается на тысячу метров.
— Здесь, на карте, возле самой дороги высотная отметка. Только никак
не разберу, единица это или семерка. Не то 1 149 метров, не то 1 749.
Не успели мы и опомниться, как уже были в четырехстах метрах над
Котором. Найти бы теперь местечко пошире, чтобы заснять Боку с птичьего
полета. Улиточный след, по которому мы кружили всего час назад, теряется
в туманной дали, горы расплываются, словно их задернули кисеей. На
склонах, в которых вырублена дорога, тысячи маленьких стенок, плотин и
галереи, сложенных из нескрепленного камня. Эти стенки свободно
пропускают сквозь щели бурные потоки дождевой воды, отнимая у них
губительную силу и не позволяя смыть в пропасть исполинские плоды
человеческих рук. Тремя сотнями метров выше защитные стенки получили
подмогу: здесь на пути стремительных потоков стоят одинокие сосны и туи,
прочно укрепляя склоны своими узловатыми корнями.
Глубоко под нами, видимо в Троице, с небольшого аэродрома взлетает
самолет. Вот он уже оторвался от земли. Забавно смотреть на летящий
самолет сверху. Моторы наших «татр-805» упрямо поют свою песенку; они
уже испытанные бойцы. Мы лезем вверх со скоростью
семнадцать-восемнадцать километров в час.
— Заметь, Ольда, повороты пронумерованы.
Сейчас идет двадцать второй. Остановись на минутку, мы сделаем снимок.
Сейчас идет двадцать второй. Остановись на минутку, мы сделаем снимок.
Здесь работают три каменщика-черногорца, обтесывая известняковые плиты и сооружая из них защитную стенку.
Нет, они не хотят, чтобы их фотографировали, поворачиваются к нам
спиной, а старый с негодованием протестует. И все же мы подружились: те
услышали, что мы говорим на близком для них языке, что наши слова о том,
какую важную работу они делают тут, звучат убежденно, что это не просто
лесть. Сколько жизней сберегли их мозолистые руки, скольким шоферам
придали уверенности эти каменные барьеры...
— Делаем, что умеем, — скромно говорит старый Блажо Вулович, — ведь в этом нет никакого чуда, посмотрите-ка.
Плиты — одна к одной, цемент в стыках скрепляет их в сплошную стенку,
слегка наклоненную к проезжей части. После поворота стенка несплошная,
плиты установлены с небольшими интервалами. Кое-где на них нанесены
косые черные полосы, предупреждающие, чтобы шофер не заезжал так далеко.
— Немного выше обратите внимание на двадцать пятый поворот, — говорит
один из молодых каменщиков. — Это бывшая граница между Австро-Венгрией и
королевством Черногорией.
Слово «королевство» он выделяет особо: ведь это был островок независимости в море австрийского и турецкого порабощения.
На восемнадцатом километре от старта из Котора мы оказались в
наивысшей точке перевала через Ловчен. Достаем из прицепов консервы и
хлеб, чтобы пообедать на свежем горном воздухе и заодно предоставить
моторам заслуженный отдых. Над нами возвышается вершина Ловчева, на ее
склонах еще лежит снег.
— Слава богу, те тысяча семьсот метров, что отмечены на карте,
относятся к Ловчену, — говорит Ольда. — А я уж думал, что эта дорога
карабкается на самый верх.
Внизу смутно поблескивает гладь Боки, а над пропастями, выискивая добычу, парят горные орлы.
Комментариев нет:
Отправить комментарий