Милица и Стана – черногорские принцессы при дворе РомановыхНо больше всего знали и вспоминали в России двух сестер черногорских – Стану (Анастасию) и Милицу.
О них известно не так уж много. Обрывочные записи в дневниках особ императорской крови, несколько строк или глав в книгах, посвященных последним представителям династии Романовых…
Черная тень проклятия как будто бы лежит на них с самого появления в блистательных и холодных кругах петербургского столичного бомонда. Великие княгини Анастасия и Милица Николаевны, дочери короля Черногории Николы I Негоша и королевы Милены Вукотич… Единственные православные от рождения дамы царствующего дома Романовых…
Им суждено было сыграть во всех отношениях решающую роль в судьбе Российской империи и мистическим образом приблизить ее конец.
…Они привлекали внимание диковатой, необычной, южной красотой: обе статные, смуглые, слегка горбоносые. Но такая «родовая» неправильность профиля делала их в глазах многочисленных претендентов на руку и сердце только еще более очаровательными.
«Истинными сокровищами маленькой Черногории» называл своих дочерей король Никола, хотя иногда шутливо сокрушался, что сокровище такое много хлопот требует и ему проще было бы утопить дочерей своих в холодных водах прозрачного Скадарского озера…
Милица
Настоящее имя Милицы – Видосава – было очень скоро забыто, и история запомнит ее только как Милицу. Ее сестра Стана была названа в честь своей бабушки, матери короля Николы. Еще в Смольном институте все стали называть Стану Анастасией. Под этим именем она и вошла в императорскую семью.
Когда подросших принцесс привезли в Санкт-Петербург, огромную чопорную столицу России, со скользящими в каналах зеркальными отражениями белых колонн бесконечных дворцов, с причудливым, почти античным амфитеатром Арсенала и куполом Исаакия, величественно блистающим в закатных лучах зябкого, неспешного солнца, словно бы второпях заглянувшего сюда с холодных финских берегов, они недоуменно и зябко поеживались в своих нарядных мериносовых пелеринках. В их родной долине Скадарского озера тоже царила прохлада, но не такая пронзительная, как здесь! Холодный мрамор скользких ступеней Смольного собора неподалеку от института, где им предстояло учиться, еще более усилил их страх тем, что, проведя ночь в дортуаре воспитанниц, Милица и Анастасия впервые услышали немного жутковатую легенду о том, что часто по ночам коридоры и анфилады гостиных и классных комнат института посещают приведения в образах умерших от болезни маленьких смолянок или же, еще лучше того, в лице самой государыни Екатерины Великой.
Сестры мечтали о замужестве. «Я уже точно знаю, что ты выйдешь за двоюродного брата императора Александра III, князя Петра Николаевича, а я – за герцога Георга Лейхтейнбергского. В его жилах течет кровь Романовых и Богарнэ. – Стана сморщила очаровательный носик, наклонила голову к правому плечу. – Смотри, Милица, не прозевай хорошего жениха за своими толстыми книгами о пророчествах и видениях».
Права оказалась Стана-Анастасия. Едва сестра ее, принцесса черногорская Милица Николаевна, одною из первых учениц с золотою именною медалью императрицы Марии Федоровны блестяще окончила курс Смольного, как в июле 1889 г. двадцати трех лет от роду вышла замуж за великого князя Петра Николаевича. Салютовали пушки в столицах и гарнизонах в честь венчания черногорской принцессы с романовским потомком, блистали роскошью меха парадных мантий, переливались многоцветными огнями сапфиры и изумруды, отбрасывая легкие полупрозрачные тени на украшенный тысячесвечными паникадилами главный придел нарядной придворной Петергофской церкви.
Настоящее имя Милицы – Видосава – было очень скоро забыто, и история запомнит ее только как МилицуНо уж что-что, а овладеть сердцем и помыслами князя Петра было принцессе Милице не так уж и сложно. Она умела окутать, окружить мягким, ненавязчивым теплом и заботой любого, кого желала – так много притягательного было в ее взорах, изящных, порывистых движениях, рассказах о таинственном, мистическом, обо всем, явно не доставшемся ему с детства, ибо родители, погруженные в свои дела и проблемы, блестяще исполняли свой долг: дали детям прекрасное образование, «отполировали» светские манеры и привычки, познакомили с кругом молодежи и родных, которые всегда могли и желали составить хорошую компанию при удобном случае.
Позаботились родные и о карьере – у Николая, старшего брата, она была сугубо военной, а Петра по слабости здоровья и склонностям натуры отвлекли архитектура, инженерное дело и искусство. Он неплохо разбирался в живописи. Но вот частичку тепла душевного дать не то, что боялись, а как бы позабыли…
Петр Николаевич тут затруднялся гадать о чем-либо, а лучше сказать, – не желал вовсе. К матери, великой княгине Александре Петровне, урожденной принцессе Ольденбургской, человеку верующему, кроткому и молчаливо сдержанному, он относился с большою нежностью и благоговением. Отца, шумного, грозного, величавого и манерами, и ростом, несколько сторонился, всегда в его присутствии чуть робел, а потом не мог себе этого простить… Впрочем, с отцом Петр в доме сталкивался редко, тот все больше пропадал в гостиных своих многочисленных пассий – балерин Мариинского театра. С недавних пор, правда, отважился отец выбрать из сонма прелестниц Терпсихоры всего одну – Екатерину Числову и в открытую называл ее своею незаконной женой. Санкт-Петербург полнился слухами, что прижил с этою Числовой князь Николай целую череду детей, которым по милости императора Александра III великодушно дана была фамилия Николаевы, но Петр, будучи благовоспитанным человеком и добрым сыном, в разговорах с нареченною невестой, а потом и женою этой темы не затрагивал. А сама Милица не расспрашивала. Предпочитала рассказывать о дворце в Цетине, о том, какой сад, весь в чудных кустах роз, был при том дворце и как любила она купаться в прохладных озерах Черногории.
Вскоре после женитьбы в семье Петра Николаевича уже ждали первенца, а для того, чтобы не одолевала Милицу Николаевну тревога за слабое здоровье супруга, решились построить в крымской усадьбе Дюльбер, на удельных землях, в пышности и красоте благословенного края виллу в мавританском стиле (по собственноручным чертежам великого князя) в сто комнат – менее нельзя было, много гостей приезжало к ним: родня, шумная и веселая, светский круг золотой молодежи – все эти царского рода племянники и племянницы, братья и кузины, сестры и тетушки… Да и само семейство росло быстро: Роман, Марина, Елена. Дети появлялись один за другим. И как Милица, пестуя их, еще умудрялась быть в курсе всех светских сплетен и новостей, читать свои таинственные книги и писать сама, Петр Николаевич, тихо погруженный в свои архитектурные изыскания и труды по инженерной фортификации, понять не мог… Впрочем, и не пытался. Был просто счастлив, что она рядом, что с нею можно было и говорить обо всем, и молчать…
Великая княгиня Милица не только прилежно посещала все строгие церковные службы, ездила с сестрой Анастасией по святым местам в лавры и обители, часами выстаивала молебны и литургии, но и даже как-то выпросила у святого Иоанна Кронштадтского, с которым была знакома, благословенную им икону, образ Пресвятой Богородицы, и позже с ним не расставалась, утверждая, что образ сей чудотворен и по силе не имеет равных себе! Именно силе этой иконы отца Иоанна приписывала Милица Николаевна приезд в столицу знаменитого лионского врачевателя и гипнотизера месье Филиппа Низье-Воше. Впрочем, светские доброхоты утверждали обратное: в столицу месье Воше, ученика и последователя легендарного Папюса (в миру Жерара Энкосса – врача, усиленно практиковавшего в области гипноза и разных эзотерических учений), пригласила в ходе своего вояжа во Францию сестра княгини, тихая молчунья Стана. Она тоже любила путешествовать, уезжать из дому – то в обширное имение Сергеевку, то в Европу. Посещала даже Монте-Карло, но говорила, что и в многодневных круизах ее одолевает тоска. Великий князь Петр Николаевич, слыша такое, пожимал плечами: не от мира сего сестры черногорские – все им не так, все не то.
Комментариев нет:
Отправить комментарий